Прошло совсем немного времени, и однажды вечером, когда Атосса пребывала в состоянии грустной меланхолии, слушая тягучую песню рабыни-дрангианки под мелодичный рокот струн, перед ней вдруг предстал евнух, пришедший с мужской половины дворца.
Рабыня оборвала песню на полуслове, дутар[31] у нее в руках умолк.
Евнух склонился в низком поклоне, его лысина заблестела в свете масляных светильников.
– Я слушаю тебя, – промолвила Атосса, возлежа на подушках у стены под большим цветастым ковром.
– Мне велено передать тебе, о госпожа, что сегодняшнюю ночь ты проведешь в царской опочивальне, – сказал медленно распрямившийся евнух. – Твой брат желает сделать тебя своей супругой.
Атосса слегка приподнялась на локтях, глаза ее так и впились в невозмутимое бритое лицо евнуха.
– Царь сам сказал тебе об этом? – переспросила удивленно Атосса.
– Нет, об этом мне сказал царский постельничий, – был ответ.
– Хорошо, ступай, – Атосса сделала повелительный жест.
Евнух попятился к двери.
– Нет, постой! – Атосса вскочила с подушек, полы ее халата распахнулись, открыв взору евнуха обнаженные ноги. – Передай от меня царю, что я… – Атосса закусила губу, размышляя; грудь колыхалась от волнения. – Передай царю, что он мудр и великодушен, что он никогда не раскается в этом своем поступке. А теперь иди!
Почтительно поклонившись, евнух удалился. Атосса созвала рабынь, потребовала зеркало, повелела принести свои самые лучшие наряды. Затем отправилась к бассейну, где рабыни мыли и умащивали ее тело разными благовониями, наносили на ее лицо маску из смеси меда и кунжутного масла, наряжали ее, укладывали волосы в замысловатую прическу. Атосса нервничала, швыряла украшения, била нерасторопных рабынь по щекам: такого с нею прежде не бывало.
Когда спустя три часа тот же самый евнух вновь появился в покоях Атоссы, чтобы проводить ее в царскую опочивальню, он даже поначалу и не узнал Атоссу в возникшей перед ним красавице с удивительной прической в виде множества завитых локонов, обрамлявших лицо с насурьмленными бровями и с ярко-красными губами. Длинное сиреневое платье из тонкого виссона плотно облегало ее стан, белый газовый шарф дополнял ее наряд, ниспадая с головы на плечи и грудь.
– Идем. Я готова, – сказала она.
Шагая длинными гулкими переходами, где лишь светильники, стоявшие на подставках возле высоких дверных проемов, указывали путь в запутанном лабиринте дворца, Атосса размышляла, какими же словами ей обратиться к брату-царю. Как повести себя, если Бардия будет с нею вызывающе надменен или оскорбительно язвителен? От этой встречи зависит многое в судьбе Атоссы, если не все. Атосса знала, что бактрианка, жена Бардии, родила ему дочь, а все рожденные ею сыновья умерли во младенчестве. Распространился слух, что у этой женщины больше не может быть детей. И как бы сильно ни был привязан к ней Бардия, ему все равно придется взять другую жену, которая должна родить наследника престола.
«Только терпением и лаской я смогу привязать к себе Бардию, – думала Атосса, – только потакая его слабостям, сумею расположить его доверие. И конечно же, нужно быть непревзойденной на ложе любви!..»
Настроенная на беседу с Бардией, хоть на какую-то прелюдию перед тем неизбежным, ради чего женщина вступает в спальню мужчины, Атосса была в высшей степени раздосадована открывшимся ей зрелищем. В полумраке спальни на широком ложе Атосса увидела своего обнаженного брата и двух голых рабынь рядом с ним, которые были заняты тем, что старательно облизывали огромный прямоторчащий мужской детородный орган. Тонкие пальцы девушек скользили по этому толстому стержню вверх-вниз, их изогнутые гибкие спины и распущенные темные волосы свидетельствовали о том, как сильно они увлечены этим занятием. Рабыни даже не заметили появления Атоссы.
Она приблизилась к ложу и громким, властным голосом произнесла:
– Ступайте прочь! Вы не нужны здесь больше!
Рабыни вскинули на Атоссу удивленные глаза, им явно не хотелось уходить.
Разозлившись не на шутку, Атосса схватила одну из девушек за волосы и больно дернула.
Царь, распростертый на ложе, приподняв голову, с улыбкой наблюдал за тем, как Атосса выпроваживает из спальни рабынь, награждая их шлепками пониже спины. Торопливо схватив со скамьи свою одежду, девушки выбежали из царской опочивальни. Одна из них случайно опрокинула алебастровый светильник, и тот погас. В спальне стало еще темнее.
Атосса с гулким стуком закрыла двери и заперла их на медный засов. Торопливо разделась, горя от нетерпения и желания и позабыв все приготовленные по пути сюда слова. Бардия лежал в той же позе, чуть раскинув ноги и опершись головой на подушку. Он смотрел на Атоссу, на то, как она обнажается перед ним. Тень от закинутой за голову руки падала ему на лицо, поэтому Атоссе было не видно выражение лица брата. Она отчетливо могла видеть лишь завитую мелкими колечками бороду, красиво очерченные губы под усами, кончики которых были закручены маленькими спиральками, и раздувающиеся ноздри.
Атосса, опасаясь, как бы Бардия в последний момент не передумал и не отказался от соития с нею, проворно забралась на ложе и обхватила пальцами мужской фаллос, который сразу стал наливаться твердостью и увеличиваться в размерах, словно радуясь этому прикосновению.
– Какой красавец! – восхищенно прошептала Атосса, поглаживая и разглядывая вблизи этот вздыбленный орган, олицетворение мужской силы.
Толщина фаллоса была такова, что Атосса не могла обхватить его пальцами одной руки. Все виденное ею прежде у мужчин, с коими ей когда-либо приходилось делить ложе, меркло в сравнении с этим гигантом.
Атосса впервые видела Бардию во всей наготе и не скрывала своего восхищения его мускулистыми бедрами, покрытыми темными волосами, его крепким гладким животом, над которым вздымались широкие дуги ребер, переходящие в широченную, как плита, грудь. Крутые мускулы перекатывались на плечах и руках Бардии, голова крепко сидела на мощной шее. Завитые рыжеватые волосы, ниспадавшие длинными прядями, придавали ему облик молодого вечно юного бога.
«Как он силен и прекрасен! Как он божественно прекрасен! – думала Атосса, находясь во власти восхищенного упоения. – Только Бардия достоин быть царем персов! И царем всех сопредельных стран!»
Атосса произнесла эти слова вслух, ожидая, что скажет ей на это Бардия.
Но Бардия продолжал хранить молчание.
Не желая более затягивать его ожидание, Атосса склонилась и стала покрывать поцелуями теплую мужскую плоть, которая чуть подрагивала у нее в руках. Сама того не ожидая, Атосса так возбудилась от прикосновений к пунцово – красной верхушке этого жезла, что ей непременно захотелось ощутить ее у себя во рту. Она видела, как это только что проделывали две юные рабыни, и принялась воспроизводить их движения ртом и языком. Атосса вошла в такой экстаз, что скоро пунцовая головка заблестела от ее слюны, в слюне были и пальцы Атоссы, не прекращавшие скользить вверх-вниз по толстому стволу фаллоса. Атосса только-только приноровилась к определенному ритму движений, как вдруг в полумраке спальни раздался блаженный мужской вздох, затем другой, переходящий в тихий стон, свидетельствующий о вершине наслаждения. В тот же миг Атосса почувствовала, как сильная струя мужского семени ударила ей в нёбо. Она поперхнулась, чувствуя, что вязкая солоноватая жидкость стремительно заполняет ей рот, фонтанируя из глубины возбужденного мужского естества.
Ощущение волнующего возбуждения вдруг сменилось растерянностью, близкой к отвращению, поскольку проглоченная Атоссой мужская сперма показалась ей отвратительной на вкус. Она отпрянула от вздыбленного члена, вытирая губы тыльной стороной ладони, не зная, что сказать и как скрыть свое отвращение.
Стоны Бардии смолкли. Он лежал с закрытыми глазами, расслабленный и умиротворенный.