«Из всех людей моя мать, – вспоминал поэт в очерке «На заре» (1929), – высокообразованная, умная и редкостная женщина, оказала на меня в моей поэтической жизни наиболее глубокое влияние. Она ввела меня в мир музыки, словесности, истории, языкознания. Она первая научила меня постигать красоту женской души». «Вера Николаевна была женщина с большим темпераментом, умная, живая, властная, – дополнила Андреева. – С юных лет обожала чтение, музыку, поэзию. <…> Знала языки, особенно хорошо французский. Хозяйству и воспитанию детей не отдавала много времени. <…> Никогда долго не сидела на месте, носилась из деревни в Шую, Владимир, Москву… по делам, а если дел не было, придумывала их себе». Ее портрет – в стихотворении «Мать»:
По словам жены, «Бальмонт любил своих родителей, особенно мать, с которой никогда не переставал общаться[50]. Где бы он ни был, он писал ей, посылал свои новые стихи{23}. <…> Лицом и белокуро-рыжеватой окраской волос он был похож на мать. На отца – чертами лица и кротким характером».
До поступления в гимназию Константин рос в деревне, описав эти годы в поэтичном романе «Под новым серпом» (1923) – лучше, чем там, не расскажешь. «Совершенно четко себя помню с 4-х, 5-и лет. Когда мне было пять лет, возник в сознании некий миг незабываемый, когда я почувствовал себя как себя – и с тех пор, внутри, ничего уже не меняется». «Детство Бальмонта было очень счастливой порой, которую он любил вспоминать, – рассказывала жена. – <…> Еще совсем маленьким следил он за всеми проявлениями природы на небе и на земле. Звезды, облака, весь мир животных, насекомых, растений захватывал его гораздо больше, чем жизнь окружающих людей. <…> Законы природы были единственные, которые он принимал безусловно. Закономерность и постепенность всех изменений, происходящих в природе, быть может, и внушили ему навсегда ненависть к произволу и насилию». «Люблю деревню и море, вижу в деревне малый Рай, – признавался Бальмонт. – Город же ненавижу как рабское сцепление людей, как многоглазое чудовище». Необычное детство для «декадента».
Отвечая на вопрос о «самых замечательных событиях своей жизни», Бальмонт назвал «внутренние внезапные просветы, которые открываются иногда в душе по поводу самых незначительных внешних фактов», и перечислил: «Первая страстная мысль о женщине (в возрасте пяти лет). Первая настоящая влюбленность (девяти лет). Первая страсть (четырнадцати лет). Впервые сверкнувшая, до мистической убежденности, мысль о возможности и неизбежности всемирного счастья (семнадцати лет)».
В пять лет Бальмонт с помощью матери выучился читать по-русски и по-французски и с тех пор всю жизнь читал запоем, глотая целые библиотеки на разных языках, коих он в общей сложности изучил семнадцать. В раннем детстве ему особенно запомнились три книги: чье-то «Путешествие к дикарям», «Хижина дяди Тома» и «Конек-Горбунок». «Первая научила меня жаждать путешествий. <…> Вторая рассказала мне, что кроме счастливого мира… есть уродливый мир гнета и страданий. <…> Третья научила детскую душу таинственности жизни. <…> Первые поэты, которых я читал, были народные песни, Никитин, Кольцов, Некрасов и Пушкин».
Любознательный, восприимчивый, мечтательный, но легковозбудимый и капризный книгочей оказался скверным школьником. «В младших классах блистал своими способностями и знаниями. Потом ему это скоро надоело, и он стал плохо учиться», – писала жена. Юноша думал пойти то ли «в народ», то ли к сектантам, а в шестом классе вступил в «противоправительственный кружок» (единственный дворянин в нем!). Неудивительно, ибо мать поэта, по словам невестки, «держалась самых передовых идей. Политически неблагонадежные, высланные всегда находили приют у нее в доме». «Деятельность кружка была весьма скромной, – констатировали Павел Куприяновский и Наталья Молчанова, – однако в Шуе рассматривалась едва ли не как “потрясение основ”»[51]. Апофеозом революционных эскапад стали размножение на гектографе и расклейка по Шуе прокламации Исполнительного комитета партии «Народная воля» по поводу убийства в декабре 1883 года жандармского подполковника Георгия Судейкина.
51