Выбрать главу

Почти полвека спустя художник Игорь Грабарь в мемуарах «Моя жизнь» утверждал: «Словечко это стало обиходным только в середине [18]90-х годов. Заимствованное у французов… оно впервые появилось в России в фельетоне моего брата Владимира “Парнасцы и декаданы”, присланном из Парижа в “Русские ведомости” в январе 1889 года. Несколько лет спустя тот же термин, но уже в транскрипции “декаденты”, был повторен П. Д. Боборыкиным и с тех пор привился. “Декадентством” стали именовать все попытки новых исканий в искусстве и литературе. Декадентством окрестили в России то, что в Париже нашло название “L’art nouveau” – “новое искусство”. <…> Декадентством было всё, что уклонялось в сторону от классиков в литературе, живописи и скульптуре»[6].

Некоторые возражения вызывает только первая фраза. Уже в 1892 году редакция не самого изысканного журнала «Петербургская жизнь» писала о своем сотруднике – поэте Сергее Сафонове: «Вооружен бичом сатиры и лирою поэта-декадента. Человек, который смеется над тем, над чем он плачет, и плачет над тем, над чем смеется»[7]. Писала, не объясняя, кто такие декаденты. Вынужденно отдавший жизнь газетной поденщине, Сафонов был талантливым поэтом-лириком, ярким представителем предсимволизма, но никаким не декадентом – если не путать это слово, как часто делали, с богемой и просто пьянством. Ибо по свидетельству критика Любови Гуревич, редактировавшей в те годы самый передовой – с точки зрения «новых течений» – русский литературный журнал «Северный вестник», «никто в нашей молодой литературе того времени еще не следил по-настоящему за тем, что творилось тогда во Франции и Германии. Слова “декадентство” и “символизм” носились в воздухе; становилось уже ясно, что и у нас зарождаются декаденты и символисты. <…> Но людей, которые основательно знали бы новейших декадентов – Малларме, Рембо и др., уже шумевших тогда во Франции, именно среди литераторов я не встречала»[8]. В 1880-е годы, особенно после смерти Тургенева, русская литература утратила постоянную связь с европейской и сделалась весьма провинциальной. Многие только «слышали звон»…

Атмосферу эпохи безукоризненно передают два стихотворения, ставшие знаменитыми, хотя их авторов первоклассными поэтами не назвать. Здесь уже есть почти все «ключевые слова», которые потом будут повторять как заклинание.

В 1887 году Николай Минский завершил свой сборник декларацией:

Как сон, пройдут дела и помыслы людей.Забудется герой, истлеет мавзолей.   И вместе в общий прах сольются.И мудрость, и любовь, и знанья, и права,Как с аспидной доски ненужные слова,   Рукой неведомой сотрутся.
И уж не те слова под тою же рукой —Далёко от земли, застывшей и немой, —   Возникнут вновь загадкой бледной.И снова свет блеснёт, чтоб стать добычей тьмы,И кто-то будет жить не так, как жили мы,   Но так, как мы, умрет бесследно.
И невозможно нам предвидеть и понять,В какие формы Дух оденется опять,   В каких созданьях воплотится.Быть может, из всего, что будит в нас любовь,На той звезде ничто не повторится вновь…   Но есть одно, что повторится.
Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном —Тоска неясная о чем-то неземном,   Куда-то смутные стремленья,Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий светИ жажда жгучая святынь, которых нет, —   Одно лишь это чуждо тленья.
В каких бы образах и где бы средь мировНи вспыхнул мысли свет, как луч средь облаков,   Какие б существа ни жили, —Но будут рваться вдаль они, подобно нам,Из праха своего к несбыточным мечтам,   Грустя душой, как мы грустили.
И потому не тот бессмертен на земле,Кто превзошел других в добре или во зле,   Кто славы хрупкие скрижалиНаполнил повестью, бесцельною, как сон,Пред кем толпы людей – такой же прах, как он, —   Благоговели иль дрожали, —
Но всех бессмертней тот, кому сквозь прах землиКакой-то новый мир мерещился вдали —   Несуществующий и вечный,Кто цели неземной так жаждал и страдал,Что силой жажды сам мираж себе создал   Среди пустыни бесконечной.
вернуться

7

Pro domo sua // Петербургская жизнь. 1892. № 12 (39). 21 мая. С. 129.

вернуться

8

Гуревич Л. Я. История «Северного вестника» // Русская литература ХХ века. Т. 1. С. 240.