Следует отметить, что интерпретация письменности снов через модель иероглифического письма постепенно становится основной трактовкой психической письменности у Фрейда. Подробно об этой трактовке будет идти речь и далее, в связи с анализом тех новых возможностей, которые обнаруживает деконструкция в анализе культурологической проблематики. Здесь же упоминание об иероглифической модели письма представляется необходимым для перехода ко второму направлению интерпретации психической письменности через представление об archi–écriture — к анализу роли, места и статуса Логоса.
Говоря о логических закономерностях, существующих, возможно, в снах, Фрейд отмечает прежде всего некоторую странность логического измерения сна. Если говорить о принципе непротиворечия как об основной логической закономерности, то эта закономерность явно не присутствует в снах, как считает Фрейд. Иллюстрируя эту свою мысль, он приводит в пример некоторые образцы древнегреческой живописи, когда на одной картине изображены беседующими друг с другом философы, жившие в действительности в разное историческое время и потому никак и никогда не встречавшиеся в жизни. «Сны, — отмечает Фрейд, — репрезентируют логическую связь через совпадение во времени» [55], что, конечно же, противоположно принципу непротиворечия. Сны отнюдь не разворачиваются посредством последовательного перехода от одного значения к другому; все значения здесь спрессованы в головоломки, ребусы, загадки, которые должны быть (если это вообще возможно) дешифрованы, разгаданы, истолкованы. Относительно самой возможности истолкования снов Фрейд занимает двойственную позицию. Толкование снов составляло, как отмечает Деррида [56], основное искушение всей жизни Фрейда, понимавшего невозможность обнаружения универсального кода сновидений, однако не прерывавшего поиски такого кода никогда. И все же сам Фрейд подчеркивает: «Следует помнить о том, что сновидения не содержат в себе устремленности на понимание, интенции быть понятыми» [57]. Это положение представляется возможным обосновать и через психоаналитическое понимание тех отношений, которые складываются между разумом–Логосом и различными составляющими психики. Если исходить из той общей посылки Фрейда, что сны репрезентируют бессознательное, которое, являясь внеположенным по отношению к разуму, не может поэтому быть освещено светом разума, тогда совершенно очевидно, что даже при условии наличия в сновидениях определенных логических структур их невозможно оттуда извлечь, перевести в сферу сознания, как невозможно совместить сознание и бессознательное в одной плоскости рациональной интерпретации.
Таким образом, и голос, и Логос оказываются по сути элиминированными из письменности снов в ее фрейдовской интерпретации, что в общем достаточно близко подводит трактовку письменности в психоанализе к archi–écriture деконструкции. И все же психоанализ остается в кругу традиционных метафизических концепций, даже сделав радикальную попытку освободиться от них. Психоанализ, как считает Деррида, в значительной степени остается нагруженным метафизическими осложнениями, которые делают необходимой определенную неконструктивную активность, направленную как на классический психоанализ, так и на неофрейдизм [58]. Относительно психоаналитической концепции письменности эта необходимость обнаруживается достаточно парадоксальным образом — из расширительной трактовки Фрейдом метафоры письменности. Почему здесь идет речь о парадоксальности, в общем понятно, ведь расширительная трактовка письменности как будто должна приближать фрейдовскую концепцию к концепции archi–écriture, но отнюдь не давать неоспоримые резоны для деконструкции психоанализа. Однако логика парадокса (точнее, отсутствие логики как таковой), с чем читатель постоянно сталкивается в стратегии деконструкции, проявляет себя и на этот раз.