И все же, несмотря на строгие указы Петра I и его преемниц, «лыняние» от школы и службы приобретало хронический характер. Не помогали угрозы наказания кнутом, штрафами, отпиской имений в казну за неявку на смотры.
18 февраля 1762 года Петр III принял Манифест о вольности дворянства, освободивший дворянство от обязательной службы. Правда, Екатерина II попыталась указом от 11 февраля 1763 года приостановить действие манифеста, а указом 1774 года подтвердить обязательность военной службы для дворянских недорослей. Однако «Жалованная грамота дворянству» 1785 года вновь вернула дворянам возможность оставлять службу по своему произволу.
Хотя неслужащий дворянин уже и не нарушал закона, его положение в обществе было особым. Без службы он не мог получить чина. И на столичных улицах, и на почтовом тракте он должен был пропускать вперед лиц, отмеченных чинами. Оформляя любые казенные бумаги, будь то купчая, заграничный паспорт, акт купли или продажи, дворянин подписывал не только свою фамилию, но и чин. Если он не имел чина, то вынужден был подписываться «недоросль такой-то». Ю. Лотман пишет: «Известный приятель Пушкина князь Голицын — редчайший пример дворянина, который никогда не служил, — до старости указывал в официальных бумагах: „недоросль“».
В XVIII веке нередко случалось, что для получения высокого чина и хорошего места далеко не всегда оказывались необходимыми даже начатки образования. Отсутствие каких-нибудь знаний и даже навыков элементарной грамоты не помешали отцу Скотининых в свое время пятнадцать лет прослужить воеводою (т. е. управлять целым округом), а сыну его служить в гвардии и уйти в отставку капралом (правда, службу свою он, по его собственному признанию, по большей части провел на съезжей — в полицейской тюрьме, куда забирали пьяниц и дебоширов). Так что Простакова не без основания считает, что ее сынок, которому исполняется шестнадцать лет, еще лет десять посидит в недорослях. Да и служба, надеется она, вряд ли будет ему в тягость: «Из нашей же фамилии Простаковых, смотри-тка, на боку лежа, летят себе в чины. Чем же плоше их Митрофанушка?»
Учителя в «Недоросле» — отставной солдат Цыфиркин, недоучившийся семинарист Кутейкин, кучер-немец Вральман — только на первый взгляд могут показаться фигурами шаржированными. Услугами подобных учителей пользовались тысячи провинциальных дворян. Читать и писать Г. Державина, по его собственному признанию, учили какие-то «церковники» (т. е. дьячки и пономари), а арифметике и геометрии обучали его «гарнизонный школьник» Лебедев и «артиллерии штык-юнкер» Полетаев, весьма малосведущие в сих науках. У дьячка учился и известный деятель русского Просвещения, журналист и издатель Н. Новиков. Еще один известный мемуарист XVIII века, автор «Записок артиллерии майора М. В. Данилова», свои первые знания в грамоте и счете получил от дворового и от пономаря Фильки Брудастого.
Член французской дипломатической миссии Мессельер, удивляясь наивности россиян, писал в 1757 году: «Нас осадила тьма французов всевозможных оттенков, которые по большей части, побывши в переделке у парижской полиции, явились заражать собою страны Севера. Мы были удивлены и огорчены, узнав, что у многих знатных господ живут беглецы, банкроты, развратники и немало женщин такого же рода, которые, по здешнему пристрастию к французам, занимались воспитанием детей значительных лиц; должно быть, что эти отверженцы нашего отечества расселились вплоть до Китая: я находил их везде. Г. посол счел приличным предложить русскому министерству, чтоб оно приказало сделать исследование об их поведении и разбор им, а самых безнравственных отправить морем по принадлежности. Когда предложение это было принято, то произошла значительная эмиграция, которая, без сомнения, затерялась в пустынях Татарии[2]».
Значительное количество этих проходимцев, покинув большие города, осело в дворянских поместьях, о чем уже через тридцать лет свидетельствовал другой французский посол граф Сегюр: «Любопытно и забавно было видеть — каких странных людей назначали учителями и наставниками детей в иных домах в Петербурге и особенно внутри России».
А. Болотов девяти лет был доверен отцом, армейским полковником, унтер-офицеру из немцев, а тот «никаким наукам не умел», зато бил своего воспитанника смертным боем и всегда искал повод «насытить свою лютость».
Державин среди лучших дворянских детей Оренбурга был отдан в обучение «сосланному за какую-то вину в каторжную работу Иосифу Розе (и ухитрившемуся открыть в Оренбурге училище для дворянских детей обоего полу. — М. С.)… Сей наставник, кроме того, что нравов развращенных, жесток, наказывал своих учеников самыми мучительными, но даже и неблагопристойными штрафами, о коих рассказывать здесь было бы отвратительно, сам был невежда, не знал даже грамматических правил».