ЛУИЗА (вздрагивает, пораженная; в ее возгласе звучит нотка плебейского здравомыслия). Ты что ж это, с ума сошел?!
ДАНТОН. Что, боишься? Боишься рядом со мной?! Имей же мужество сойти с ума, да, и ты тоже! (Целует ее avec fougue[19].) Ну что – простила меня? (Она покорно пожимает плечами. Дантон протягивает левую руку за подсвечником.) Тогда иди сюда… давай погасим свет, чтобы ты меня не видела…
ЛУИЗА (холодная и неподвижная в его руках). Жорж… я так устала… мне все хуже и хуже, вот уже несколько дней… Жорж, прошу тебя, по… (спазм в горле заставляет ее прерваться, заканчивает, отвернувшись) пожалей меня!..
ДАНТОН (поддерживает ее очень бережно; обеспокоен). Детка моя дорогая, что же ты мне раньше не сказала? Ты и вправду выглядишь хуже… Луизон, милая моя, что с тобой?
Луиза пожимает плечами в знак того, что не знает. Лицо Дантона озаряется внезапной радостью.
Ах… может быть?!. (Пылко, встряхивая ее.) Луизон! Скажи!
ЛУИЗА (почти в ярости). Отстань от меня! Я не знаю!
ДАНТОН (замерев, очень мягко). Прости, любимая – иди, спи спокойно.
Отпускает ее, целуя ее волосы так бережно, что она ничего не замечает. Стоит, задумавшись, возле стола, с гримасами поправляет галстук. Слышно, как на лестнице скрипнули чьи-то ботинки. Дантон снова напряженно распрямляется.
ВЕСТЕРМАН (входит без стука, неуклюже, как будто слегка навеселе). Добрый вечер. (Падает в кресло, но приподнимается при виде графина на столе.)
ДАНТОН (дожидается, пока гость нальет себе; наконец со злостью). Ну и?
ВЕСТЕРМАН (с бокалом в руке). Так ты еще не знаешь? (Пьет.) Опять дрых, как десятого августа?
ДАНТОН. Будешь ты говорить?..
ВЕСТЕРМАН (наливает себе еще бокал). Провал по всем пунктам. (Отставляет бокал и садится.) Тьфу, бабье вино.
ДАНТОН (успев преодолеть шок; спокойно). Что это значит?
ВЕСТЕРМАН. А что тут значить? В Комитете пронюхали, бестии. Уже три секции подняты. Жаль, но что поделать. (Вздыхает, устраивается поудобнее.)
ДАНТОН (стоит в раздумьях). Гм… хотя теперь из этого бы и так уже ничего не вышло… (Начинает расхаживать туда-сюда.) Кто знает… может, оно и к лучшему. (Поворачивается к гостю.) Что произошло на самом деле? Говори же наконец!
ВЕСТЕРМАН. Час тому назад арестовали человек пятнадцать – Венсана (Дантон останавливается и облокачивается о стол.), Ронсена[20], Эбера – почем я знаю? Всю компанию. (Дантон садится и подпирает голову руками.) Послушай, Верховный Судья: нет ли у тебя чего получше? (Дантон, не говоря ни слова, достает ему из шкафа еще одну бутылку, ставит ее на стол, снова садится и барабанит пальцами по столешнице. Вестерман, попробовав.) Ну вот, это я понимаю. (Пьет с одобрением. Отирая рот.) Робеспьер сегодня вернулся. (Дантон прекращает барабанить.) Я видел его недавно в дворцовом парке – Конвент ведь сейчас заседает.
ДАНТОН (встает). Полагаю, так оно и есть… (Некоторое время прохаживается. Внезапно заявляет.) Это значит, что они распустят Революционную Армию.
ВЕСТЕРМАН (удивлен). Откуда ты знаешь? (Резкий смех Дантона.) Так и впрямь ведь говорят… я ничего об этом не знаю. (Наливает себе.)
ДАНТОН (вдруг останавливается перед ним). Знаешь, Вест… Это чудо, что ты еще на свободе. (Пауза; наполовину обращаясь к себе.) Подозрительное чудо. (Задумывается, разглядывая пол. Внезапно разражается безмятежным смехом.) А-а! Да это яснее ясного! Где им посметь!
Садится в прекрасном расположении духа. Вестерман, пораженный какой-то мыслью, вдруг отставляет бокал.
ВЕСТЕРМАН (чуть погодя). А может, они попросту… не знают?!
Дантон равнодушно пожимает плечами. Снова проходит какое-то время.
Конвент только что собрался в полном составе…
Напряженная пауза. Проворно вскакивает; стоя облокачивается о столешницу и начинает говорить через стол, тихо и торопливо.
20
Шарль Филипп Ронсен (1751–1794) – деятель Великой французской революции, генерал, один из руководителей эбертистов, казненный вместе с ними.