– И я вас таксама1, Владимир Николаевич, – пробасил Горегляд, аккуратно приняв его ладонь. – Только, боюсь, у мяне да вас просьба будет.
Корсаков взглянул на напряженное лицо Христофора Севастьяновича, понял, что коротким визитом вежливости он не отделается, тяжко вздохнул и произнес:
– После Смоленска, я ваш должник. Рассказывайте, чем могу помочь.
***
Две недели назад в Витебске начали умирать люди. Не то, чтобы важная новость: люди умирают всегда и повсюду. Важно то, как они это делают…
Первым нашли молодого купчика в нумерах у Смоленского рынка. Лежал он в постели, весь синий, глаза из орбит вылезли – смотреть страшно. Полицейский врач постановил, что умер тот от удушья. Да только кто удушил и как – неизвестно. На шее следов пальцев или ремня нет. Подушкой тоже не душили. Здоров как бык. Оставалось лишь списать на трагическое стечение обстоятельств, тем более что перед тем, как пойти спать, купец знатно покутил в кабаке.
А вот мещанка с Подвинской улицы не кутила, барышней была набожной и благонравной. Да только нашли ее в том же жутком состоянии, что и купца пятью днями ранее. Заключение врача вышло таким же – смерть от удушья, причины неизвестны.
Тут-то один из служащих полицейской части и смекнул, что дело нечисто. И если в Петербурге или Москве с такими случаями принято было обращаться к Корсакову, то в Витебске знали – с чертовщиной иди к Горегляду. Да только поздно обратились – следы остыли, и помочь Христофор Севастьянович ничем не смог.
А потому вскоре обнаружился в Витебске и третий странный покойник. Молодой человек, ушедший со службы в чине поручика, жил, как и положено, на Офицерской улице. Тихий, вежливый, небогатый, зато симпатичный – не партия для дворян с купцами, но вот для мещанских дочек считался женихом завидным. Поэтому плачь по нему стоял громкий.
Здесь уже Горегляд оказался на месте сразу после обнаружения тела. Да не один, а с верным псом. Серый ходил вокруг дома, что выходил окнами в сторону Слизкого ручья, нюхал, ворчал, а потом повел хозяина по Спасской улице, мимо одноименной церкви, да на площадь. Вечером как раз дождь прошел, обочина стояла грязнющая. Горегляд хотел уж было побранить Серого, что тот прицепился к следам кошачьих лап. Да не тут-то было. Прошли чуть дальше – а следы в черной грязи из кошачьих в человечьи перекидываются. Нога маленькая и босая, девичья. А ведет цепочка в роскошный дом на краю холма. Да только что Горегляду, что полиции ход туда заказан. Ибо дом этот принадлежит витебскому губернатору.
***
– Любопытно… – протянул Корсаков.
Погода перед его приездом смилостивилась, а потому в верхнем городе было сухо и относительно чисто. Горегляд рассказывал ему свою историю на ходу, пока они петляли по улочкам, которые Владимир нашел в меру симпатичными. Люд здесь был самый разный, и речь неслась на многих языках сразу. Чаще – на белорусском или идише, но русский тоже встречался.2
Христофор Севастьянович закончил свой рассказ, когда они оказались на гребне холма у Успенского собора. Утопающий в зелени город медленно, но верно одевался в осеннее золото, однако солнце по-прежнему пригревало. Оттого и история о ночном душителе могла показаться нереальной. Для человека, который не сталкивался с существованием сверхъестественного, конечно.
– Итак, у нас есть некое существо, которое, предположительно, обращается в кошку, проникает в жилище людей, душит их, после чего возвращается в губернаторский дом? – резюмировал Корсаков.
– На першы погляд3, да, – ответил Горегляд.
– И тварь это или дух мы не знаем?
– Нет. Але следы оно оставляет.
– Значит хотя бы отчасти оно материально, – покивал Владимир.
В его открытую ладонь ткнулся мокрый собачий нос.
– Наглость твоя не знает границ, – фыркнул Корсаков, поворачиваясь к волкодаву. – Нету больше мяса. Ты все съел. Приличный такой кусок.
Серый шумно вздохнул и улегся на землю.
– Меня в губернаторский дом не пустят даже на порог, – произнес Горегляд. – А источник хворобы этой там сидит. Але вы туда проход имеете. Только как это все сделать, чтобы никто вас не заподозрил…
– Это как раз понятно, – ответил Корсаков. – По прибытии в губернский город дворянин обязан, согласно правилам хорошего тона, представиться предводителю дворянства и, желательно, губернатору, если тот его примет, конечно. Думаю, я сумею убедить предводителя, что такой визит необходим.
– Вот как? – внезапно обрадовался Горегляд. – Тут я могу вам помочь!
– Да? И каким образом? – удивленно повернулся к нему Владимир. Но Христофор Севастьянович уже направился к спуску с холма. Слегка опешившие Корсаков и Серый переглянулись и поспешили следом.
2
Согласно более поздней переписи 1897 года, в Витебском уезде из 177 432 жителей 51,1 % называли белорусский язык родным, тогда как русский – 20,1 %, идиш – 22,3 %, польский – 3,2 %.