Они стали чуждаться друзей, подруг, соседей, замкнулись в своих стенах. Если прежде, встретив мать с ребенком, умилялись и тосковали о своей несложившейся судьбе, то теперь толкали одна другую: «Посмотри на эту дуру, она год за годом стирает пеленки. Ни радости, ни свободы…»
Так продолжалось долго, но прошло время, и прежняя тоска снова стала являться в этот дом. Чем старше становились, тем страшнее казалось будущее. Это было не раскаяние, а именно тоска, которую уже с трудом могли разогнать друзья, попойки, деньги.
Сначала каждая из них признавалась в этом только себе, потом стали изливать свои чувства друг другу. По ночам, обнявшись, чтобы не было очень страшно, обсуждали свое будущее, строили планы.
— Старые мы уже… Но лет пять еще есть, чтобы вернуть все, что потеряли, — плакала Дженнетгуль в плечо подруге.
— Чокнутая! От обглоданной кости и собаки отворачиваются.
— Что же делать? Может, кончим с этим?
— Когда?
— Завтра. Ты ищи мне мужа, а я тебе.
— По-моему, нас все мужья знают.
— Что же, мы ничего не сможем изменить?.. Давай бросим!
— Мужиков?
— Нет, теръяк[12], а то сгнием в тюрьме…
— Да, если сейчас попадемся, то все — пиши пропало… Можно и завязать, только как жить будем?
— Не накопила, что ль?
— По секрету скажу, лет на пять хватит. А потом кто меня кормить будет? Государство таким пенсию не платит.
— Ну что, пробуем завязать? Вместе начали, вместе кончим. С какого дня?
— С завтрашнего.
— Завтра они должны приехать.
— Скажем — завязали.
— Если кто-нибудь из нас не бросит это занятие, пусть у него глаза вытекут, договорились?
— Пусть вытекут!
День назад дали эту клятву, а потом с распростертыми объятиями встретили старых знакомых. Задушевного ночного разговора будто и не было.
Ходжа Назарович находился у пульта управления городской милиции, поддерживая связь с оперативной группой. Как только наступала пауза, он тут же вызывал по радио какой-нибудь пост ГАИ. Около одиннадцати часов вечера он передал руководителю группы:
— Они, видимо, уже добрались куда хотели и сейчас спокойно попивают чаек. Теперь ищите такси, которое увезло их из аэропорта в город. Особенно тщательно проверьте окраины. Жизнь шофера в опасности.
Дежуривший на пульте лейтенант протянул ему трубку:
— Товарищ полковник, вас «Копетдаг» вызывает.
— Первый слушает.
— Товарищ первый, говорит «Копетдаг». По приказу второго возвращаемся из Аннау. Ничего нового. Сейчас завернем к предгорьям. Если там ничего не найдем, разрешите снова побывать в таксопарках?
— Разрешаю!
«Копетдаг» — это был Хаиткулы, сидевший в одном из милицейских «газиков». Он сидел впереди, рядом с шофером, потому что его звание было выше звания капитана — руководителя опергруппы. Капитан, он же второй, и попросил Хаиткулы доложить о ходе поиска.
Разбитую «Волгу» они увидели еще с шоссе. Несмотря на падение с высоты, фары у нее не погасли. Разделились — одни спустились в овраг к машине, другие отправились туда, откуда «Волга» начала падение. Услышали голос, звавший о помощи: «Эй, люди, помогите, я здесь». Хаиткулы подбежал первым. Шофер остался лежать в том положении, в каком его оставили бандиты, — на спине. Хаиткулы развязал ему руки, пытался помочь ему встать на ноги, но они не слушались его, сам он весь дрожал. Язык с трудом ворочался во рту. Хаиткулы вместе с капитаном подсадили его в «газик». Шофер долго не мог прийти в себя.
Капитан по рации вызвал дежурного кинолога с овчаркой, а Хаиткулы начал задавать шоферу вопросы.
— Почему же вы не пытались уйти отсюда?
— Испугался темноты, видите, какие здесь крутые откосы.
— Если бы мы не приехали, так и остались бы лежать?
Хаиткулы возмущала беспомощность этого человека, его пассивность.
— А что было делать?
Хаиткулы лег на землю, показал, как может ползком передвигаться человек, у которого связаны руки и ноги.
— Когда вот так двигаетесь, даже очень медленно, повязки постепенно ослабевают. Надо было ползти к шоссе, там вас могли бы увидеть из проходящих машин.
— Откуда я знал. Раньше никогда не приходилось попадать в такой переплет.
— К утру вы замерзли бы… Ну ладно. Начнем с того момента, как они сели к вам в машину.
Шофер поведал обо всем, что произошло.
— Один был высокий, а другой — старик, страдающий от кашля?
— Вах, еще как кашлял! Я думал, у него кишки вывалятся наружу…
— Высокий чем-нибудь особенным выделялся?