Театральность (взгляд на себя со стороны, разыгрывание себя как персонажа) возвращения усложняется и той специфической перспективой, которую задает ему Чехов. Связь этой темы именно с Чеховым настолько существенна, что потребует особого отступления.
В первом действии «Чайки» (1895) Нина Заречная разыгрывает пьесу, написанную Треплевым. Пьеса эта обыкновенно понимается как пародия на декадентский театр, например на театр Лентовского в Москве (см. Сенелик 1985:79). Но за пародией на декадентский театр просвечивает иная пародия — на определенный тип западного философствования от Гегеля и Шопенгауэра до Ницше. Время действия пьесы — конец времен: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, — словом, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли… Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа — это я… я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь. каждое мгновение в вас, как в камнях и в воде, производит обмен атомов и вы меняетесь непрерывно. Во вселенной остается постоянным и неизменным один лишь дух. материя и дух сольются в гармонии прекрасной и наступит царство мировой воли. Но это будет, лишь когда мало-помалу, через длинный, длинный ряд тысячелетий, и луна и светлый Сириус, и земля обратятся в пыль… А до тех пор ужас, ужас… » (Чехов 1963, т. 9:435–436).
В этом монологе прежде всего бросаются в глаза гегелевские темы — абсолютное познание мира, соединение материи с мировой душой становятся возможными лишь после конца истории. Конец истории, согласно Гегелю, знаменовался приходом Наполеона. Упоминание в монологе в ряду других великих Наполеона, возможно, пародийно отсылает к этой гегелевской теме, которую Александр Кожев формулировал следующим образом: «Абсолютное Знание — объективно — стало возможным потому, что в Наполеоне и через него реальный процесс исторической эволюции, в течение которого человек создал новые Миры и преобразил себя, создавая их, пришел к концу» (Кожев 1968:164).
Получаемое в конце Истории Абсолютное Знание принадлежит мудрецу, обладающему, согласно Гегелю, «циклическим знанием». Кожев так формулирует это положение Гегеля: «…В своем существовании Мудрец остается идентичен самому себе, потому что он проходит через всех других, он заключен в самого себя лишь постольку, поскольку он заключает в себе всех других» (Кожев 1968:288). Точно так же абсолютное знание в пьесе Треплева проходит через идентификацию со всем и всеми — Цезарем, Шекспиром, Наполеоном и т. д. Существенно в этом, однако, то, что идентичность Мудреца складывается через отказ от собственной идентичности, через парадоксальное отождествление со всеобщностью бытия и опыта. Мудрец знает все потому, что, в конечном счете, не является самим собой. Далее мы увидим, что эта тема пародируется Чеховым в метаморфозах его героев. Для меня, однако, важнее ницшевские темы этого монолога[68]. Они, мне кажется, принадлежат к числу наиболее ядовито спародированных и большей частью относятся к главе «Выздоравливающий» из «Так говорил Заратустра», где впервые излагается доктрина вечного возвращения. Перечисление животных в начале монолога Заречной отсылает, вероятно, к «зверям Заратустры»[69]. «Ужас, ужас… » — пародия на ницшевское «Ах, отвращение, отвращение, отвращение!… » (Ницше 1990; 160). «Во мне душа последней пиявки» отсылает к главе «Пиявка» из «Заратустры»: «Но если что знаю я прекрасно и досконально, так это мозг пиявки — это мой мир» (Ницше 1990:180). Но, конечно, главное содержание пародии на Ницше — это мотив круга времен и возвращения в воспоминании: «…я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь».
68
Русский перевод «Так говорил Заратустра» появился в 1898 году, то есть тремя годами позже «Чайки» Я думаю, что этот факт не отменяет возможности знакомства Чехова с произведением Ницше в зарубежном издании Хотя все же нельзя исключить и возможности, что тема вечного возвращения в пьесе Треплева черпает в большей степени из Гегеля, чем из Ницше Ниже я, однако, приведу некоторые текстуальные параллели между Чеховым и Ницше, которые могут интерпретироваться как свидетельства знакомства русского писателя с «Заратустрой».
69
Ср. почти пародийный фрагмент у Ницше «…звери его, испуганные, прибежали к нему, и из всех нор и щелей, соседних с пещерой Заратустры, все животные разбежались, улетая, уползая и прыгая, — какие кому даны были ноги и крылья» (Ницше 1990:156)