Похожая ситуация сложилась не только в ВПК, но и в целом ряде отраслей экономики, которые формально работали на конкретного потребителя. Развитие этих отраслей в СССР определялось не реальной рыночной потребностью, а амбициями и пробивной силой директорского корпуса. Сильные лоббисты с орденами на груди и связями в ЦК КПСС могли добиться расширения никому не нужного производства, тогда как ни Госплан, ни отраслевые министерства не способны были поставить преграду на пути неэффективного инвестирования. В итоге получилось так: когда государство перестало оплачивать массовые закупки сельскохозяйственной техники и продукции станкостроения, разнообразное производственное оборудование, комбайны и трактора оказались никому не нужными. А последствия для трудовых коллективов были те же самые, что и для коллективов предприятий ВПК: нищета, депрессия и ненависть ко всяким преобразованиям.
Следует подчеркнуть принципиально важную для понимания проблем перестройки вещь: структура советской экономики исходно предопределяла большие проблемы при реализации экономических реформ; они не могли бы пройти безболезненно ни при каком сценарии. Попытка провести преобразования так, чтобы ни идеи социализма, ни благосостояние народа не пострадали, обрекали реформы на неудачу. А в том случае, если бы «прорабы перестройки» отказались от таких «священных коров» социализма, как стабильность цен, полная занятость и государственная собственность, реформы могли трансформировать экономику, но обрекли бы на неудачу самих «прорабов». Именно такая судьба постигла в итоге реформаторов 1990‐х годов: им удалось с большими издержками создать работающую рыночную экономику, но общество обвинило этих реформаторов во всех постигших его на переломе бедах406.
Во-вторых, идеи рыночного социализма, популярные в шестидесятнических кругах, продемонстрировали к середине 1980‐х годов свою неэффективность407. Поэтому стремление строить социализм с человеческим лицом вместо «бесчеловечного капитализма» обрекало реформаторов на дополнительные проблемы – помимо тех, которые определялись наследием сталинской экономики.
Отсутствие частной собственности наряду с отрицанием идей административного социализма предопределяло в условиях рыночного социализма реализацию системы рабочего самоуправления. Трудовые коллективы должны были сами выбирать директоров, формировать СТК (советы трудовых коллективов) и, по сути дела, определять стратегию развития предприятий. Как показал хорошо изученный к тому времени на Западе югославский опыт, давление трудовых коллективов на менеджмент способствовало стагнации производств. Работники стремились потратить как можно больше средств на зарплату, и директора вынуждены были поощрять эти желания. Соответственно, на развитие и техническое перевооружение оставалось совсем немного свободных средств. Более того, работники стремились закрепить за собой рабочие места, с неприязнью относились к расширению штатов, а в некоторых случаях даже настаивали на том, чтобы хорошо оплачиваемое рабочее место переходило по наследству от отца к сыну. Неудивительно, что в Югославии подобный подход к экономике породил безработицу.
Наряду с безработицей система рабочего самоуправления порождала инфляцию, поскольку задачу осуществления инвестиций государство брало на себя, не имея для этого достаточных средств, а также не имея возможности наказать заемщика, не способного своевременно расплатиться с банком. В общем, рыночный социализм, с одной стороны, решал некоторые проблемы административного социализма (например, наполнял прилавки магазинов потребительскими товарами), а с другой – усугублял иные проблемы (устранял гарантированную занятость и стабильность цен, которые в СССР худо-бедно удавалось сохранять). Если бы советские реформаторы эпохи перестройки были внутренне независимы от шестидесятнической идеологии поиска социализма с человеческим лицом, они, возможно, решились бы преодолеть систему встроенных ограничителей, характеризующих любое коллективистское общество. И тогда уже в процессе перестройки началось бы движение к рыночной экономике. Однако вряд ли подобное было возможно. Конечно, многие шестидесятники приняли «капиталистический» рынок и «буржуазную» демократию независимо от возраста и мировоззрения, связанного с принадлежностью к определенному поколению. Но в целом шестидесятничество все же не было готово к осуществлению столь радикальных трансформаций. Поэтому совершенствование системы управления советской экономикой пошло по пути перестройки общества, которое практически невозможно было успешно перестроить.
406
407