С момента «официального роспуска» СССР прошло уже почти тридцать лет, но ученые до сих пор продолжают осмыслять долгосрочные последствия этого события. Сейчас в нашем распоряжении есть обширный корпус литературы о распаде Союза, но большая часть этих работ написана политологами и журналистами «по горячим следам», когда времени на размышление было недостаточно. Многие из таких работ вполне прошли проверку временем: авторам удалось выявить различные факторы, которые могли способствовать крушению коммунистического режима; вот лишь некоторые из них: идеологическое и моральное банкротство коммунизма как системы414; кризис доверия и вызванное им «бегство вкладчиков» от государства415; резкий рост национализма416; существовавшая в СССР практика привязки этничности к субъектам федерации417; осознанные или непреднамеренные шаги, предпринятые либо не предпринятые Горбачевым418; и действия Ельцина419. При этом, хотя теперь у нас есть большой массив работ, посвященных тому, как на сегодняшнюю Россию влияет наследие прошлого420, гораздо менее исследовано то, как сам процесс распада СССР – т. е. то, каким образом произошло его крушение и по каким причинам оно произошло именно таким образом, – продолжает влиять на политическую жизнь России. Есть, конечно, и важные исключения. Авторы многих из этих работ сосредотачивают внимание на том, как исчезновение СССР оставило постсоветскую Россию без институтов, с ущемленным чувством национальной гордости, жаждой восстановить свой прежний статус и подспудным имперским национализмом421. Многие другие ставят во главу угла последствия экономического коллапса, которые сопровождали политический крах, породив в 1990‐х годах политический хаос и создав предпосылки для возвышения Владимира Путина и роста напряженности в отношениях с Западом в 2000‐х422.
Но исследовательская повестка по-прежнему не сфокусирована на долгосрочных последствиях той причины крушения СССР, которую в прежних работах я расценивал как основополагающую, хотя зачастую ее и упускают из вида: особенности институциональной структуры СССР, заданной сочетанием этнофедерализма с наличием «региона этнического ядра» – региона, затмевающего собой все остальные в федеративной системе423. По причинам, на которых я подробнее остановлюсь ниже, практически все распавшиеся этнофедеративные государства имели в своем составе такой регион, так что, по моему мнению, подобная структура является по определению дестабилизирующей. Нельзя сказать, что СССР в этом отношении был изначально обречен, но он был, безусловно, весьма хрупким, и потому не стоит удивляться, что Михаил Горбачев не сумел сохранить Союз, хотя в действительности и был близок к этому. В российском контексте это означало, что крушение СССР разворачивалось в первую очередь в форме противостояния между лидером Союза (Горбачевым) и лидером региона-ядра – РСФСР (Борисом Ельциным). Это, в свою очередь, послужило спусковым механизмом для целой серии событий, обернувшихся для России долгосрочными последствиями, в том числе напряженностью в отношениях с соседями, внутренней напряженностью между русскими «этнонационалистами» и «имперскими» националистами (и тем более теми, кто националистами не были), а также циклическим чередованием стабильности и нестабильности; причем сейчас новая волна нестабильности представляется вполне вероятной.
Пожалуй, стоит начать с определения некоторых ключевых терминов, которыми я буду пользоваться ниже. Под «федерализмом» я подразумеваю государственную систему, где как минимум два управленческих уровня обладают конституционно гарантированной автономией хотя бы в некоторых значимых политических сферах и где существует хотя бы толика демократии, благодаря которой самостоятельность в принятии решений (закрепленная в Конституции) становится не просто формальностью424. Согласно этому определению, СССР можно было назвать федеративным государством после – и только после – проведения соревновательных выборов на республиканском уровне в 1990 году (при этом для моего анализа интерес представляют прежде всего институты федерального Центра, возглавляемые Горбачевым, и 15 союзных республик)425.
«Этнофедерализм» я определяю как федеративную систему, где хотя бы некоторые (больше одного) из региональных субъектов наполнены этническим содержанием, то есть как минимум де-факто признаются местом проживания конкретных этнических групп, отличных от преобладающего этноса. Чтобы полностью соответствовать понятию «этнофедерализм», федеративное государство должно включать не только территории меньшинств, но и территорию большинства. Скажем, Великобританию нельзя считать этнофедеративным государством, поскольку институциональной автономией там обладают только территории меньшинств – Шотландия, Северная Ирландия и Уэльс, – а Англия (ядерный регион) напрямую управляется Центром, не имея, к примеру, собственного законодательного собрания, отделенного от британского парламента. Устройство Великобритании, таким образом, представляет собой систему автономий, а не федерализм, и такая система «ведет себя» иначе. В то же время СССР в 1990–1991 годах полностью соответствовал моему определению этнофедерализма. Хотя Россия не признавалась собственной территорией «этнических русских», она была таким же субъектом федерации, как и остальные, а другие союзные республики без исключения «отводились» этническим меньшинствам: Украина – украинцам, Узбекистан – узбекам и т. д. Конечно, русские в советский период, в том числе и при Горбачеве, часто занимали привилегированное положение, но каждая из союзных республик пользовалась особым статусом в отношении своей титульной этнической группы426.
414
415
416
417
418
419
420
Historical Legacies of Communism in Russia and Eastern Europe / M. Beissinger, S. Kotkin (eds). New York: Cambridge University Press, 2014;
421
422
423
424
В некоторых научных дискуссиях такие категории, как «федерализм», предполагают более конкретное содержание, подразумевающее наличие определенных спецификаций и отсутствие других институциональных признаков и позволяющее отличать федерализм от понятий вроде конфедерализма. Но эти аспекты несущественны для целей этого исследования. Если я называю государство федеративным, я имею в виду только то, что оно соответствует определению, которое я сформулировал в этой главе и других своих работах.
425
Некоторые союзные республики, естественно, включали субъекты более низкого уровня, которые также были важными акторами в рамках советского федерализма, в частности автономные республики, автономные округа и автономные области. Многим из них суждено было сыграть важную роль уже в российском постсоветском федерализме.
426