Национализм подогревал и процесс урбанизации, когда огромное количество бывших крестьян переселялось в города, особенно крупные, меняя сложившуюся там этническую и языковую ситуацию465. Бывшие крестьяне, ставшие горожанами, и их дети желали скорейшей интеграции в городскую среду и получения соответствующих новому статусу доходов и привилегий. Однако при этом они вступали в конкуренцию с коренными горожанами и группами других мигрантов. Этнизация этих социальных в своей основе конфликтов – вполне естественный и глобальный феномен, хотя власти и гуманистически настроенная интеллигенция пытались с ним бороться. Соответственно, городские (в первую очередь столичные) конфликты могли мультиплицироваться через коммуникационные каналы, которые находились под контролем представителей конкурирующих групп, и ретранслироваться в провинцию, где ситуация была относительно устойчива.
В повседневной жизни это означало, что представители других этнических групп находились не в равноправном положении в плане повседневной конкуренции с доминирующей титульной группой. Это могли быть вопросы занятия престижных позиций или поступления в вузы; выделения средств на дорогу к селу/кишлаку/районному центру; вопросы распределения воды, плодородной земли, пастбищ и материальных ресурсов между колхозами и совхозами с преимущественно титульным и нетитульным населением; вопросы отношений с правоохранительными органами – не замечающими преступлений или, наоборот, энергично и не всегда справедливо преследующих действия представителей тех или иных групп466. И тут у «нетитульных» групп населения, помимо неизбежной критики невыгодных им практик (а нередко и откровенной дискриминации), зачастую наступал этап ситуативной или стратегической консолидации с целью отстаивания своих интересов.
Заводилами и акторами множества мелких и средних конфликтов на этнической почве выступали члены молодежных группировок, в которых состояли подростки и молодые мужчины в возрасте 12–24 лет. Это советская часть широко распространенного в мире городского и поселкового феномена ХХ века, приводившего к созданию эйджистской субкультуры молодежных маскулинных объединений. Она держалась на стремлении к самоутверждению молодых людей, имевших слишком много свободного времени, плохо контролируемых родителями и, как правило, неженатых, готовых балансировать на грани приключений, идейного активизма и криминала и использовать один из немногих ресурсов, которые были в их распоряжении, – физическую силу467. Соответственно, самоутверждение происходило в форме драк (нередко коллективных) с оппонентами из аналогичных группировок, в том числе составленных по этническому принципу. Иногда массовые драки такого рода могли перерасти в массовые беспорядки локального характера, которые не способствовали укреплению межэтнических отношений.
Распад СССР был обусловлен целеполаганием населения ряда союзных республик, где представители «титульного большинства» сами (Южный Кавказ и Молдавия) или в составе общегражданских коалиций (республики Прибалтики) пришли к власти в 1990 году, объявили курс на независимость и достаточно последовательно добивались ее, пользуясь поддержкой основной массы граждан. Фактически со второй половины 1990 года союзная власть там держалась только на штыках военных или же сохранялась в тех регионах союзных республик, где этнические меньшинства составляли большинство. Так, например, за плечами «Интерфронта» в Кишиневе, Молдавия, стояли армейские и милицейские подразделения союзного подчинения. При организации референдума о дальнейшей судьбе СССР в 1991 году, который молдавские власти решили игнорировать, штаб по его проведению располагался в Доме офицеров республиканской столицы, связь была предоставлена политотделом полка внутренних войск МВД, значительная часть избирательных участков размещалась в воинских частях, а центр подсчета бюллетеней находился в парашютно-десантном полку. Зато без проблем подсчеты проходили на территории будущей ПМР, где этнические молдаване составляли около трети населения468.
Однако в других союзных республиках, обладавших наибольшим человеческим и экономическим потенциалом и занимавших почти всю остальную территорию СССР, ситуация выглядела существенно иначе. В них сохранялась власть республиканской номенклатуры, которая на выборах 1990 года отдала часть кресел в республиканских и областных советах оппозиции, представлявшей интересы титульного этноса или общегражданских сил. Республиканская номенклатура закономерно опасалась попыток восстановления контроля над ситуацией со стороны союзного центра, активно торговалась за предоставление ей бóльших прав и свобод, однако в большинстве республик была морально не слишком готова к тому, чтобы начать жить в самостоятельном государстве.
465
См. кейс в Алматы (
466
467
468
По словам секретаря избирательной комиссии (