Много лет спустя Гильермо О’Доннелл так вспоминал о методологической «точке отсчета» этого проекта: «…этот (структурный. – В. Г.) подход показался нам весьма пессимистическим, и мы решили сделать акцент на политических факторах, целенаправленных политических действиях, показать, как политика может нейтрализовать или активировать эти медленно действующие структурные факторы. Мы также полагали <…> что воздействие структурных переменных на поведение индивидов – не служит барьером само по себе, что оно тоже меняется»118. Этот аргумент стоит рассмотреть по-новому в свете недавней динамики политических режимов по всему миру, и в том числе в постсоветской Евразии. Хотя участники проекта «Переходы от авторитарного правления» сочувствовали демократии и их решение сосредоточиться на ключевой роли действий акторов обусловливалось несогласием с тезисом сторонников структурного подхода об устойчивости авторитарного статус-кво, они не отрицали структурной теории как таковой, а лишь пересмотрели представления о воздействии структурных факторов119. Ориентированный на акторов подход привнес столь необходимое динамичное измерение в статичную картину политических режимов, которые в то время рассматривались лишь как производные от уровня экономического развития, социальной структуры и/или культурной специфики. Хотя участники этого проекта разработали «динамическую модель»120 процесса демократизации, методология их анализа была предложена несколько раньше, в рамках другого масштабного проекта, исследовавшего провалы демократии121: в ее основе лежали похожие концептуальные и методологические принципы. Суммируя сказанное: анализ, фокусирующийся на анализе действий политических акторов на микроуровне, часто формализуемых в рамках теории рационального выбора и теории игр122, стали полезным дополнением, но не заменой структурного анализа на макроуровне123.
Уроки пессимистического консенсуса 1970‐х и путей его преодоления в следующем десятилетии – как в политическом, так и в научном смысле – могут быть полезны при переосмыслении нынешнего положения дел в изучении динамики постсоветских режимов и его дальнейших перспектив. Задача представляется особенно важной в контексте недавнего бума исследований российских политических процессов в США124, обусловленного сохраняющейся напряженностью в российско-американских отношениях125. Необходимость новой «динамической модели» постсоветских политических режимов, которая придет на смену нынешнему «пессимистическому консенсусу» и может быть актуальной не только для изучения евразийского региона, важна и для выработки новой исследовательской повестки дня в целом.
Отталкиваясь от замечаний О’Доннелла о воздействии на динамику политических режимов структурных переменных (как экономических, так и внеэкономических), можно по-новому оценить и сам список этих переменных. Их следует воспринимать как постоянно меняющуюся окружающую среду динамики политических режимов, которые со временем могут эволюционировать в разных направлениях из‐за влияния множества других переменных. В частности, такие неэкономические структурные факторы политической динамики, как, например, использование государственного насилия, мобилизация конфликтов идентичностей (или ее отсутствие) и эффекты различных «наследий прошлого», можно рассматривать не только в качестве причин расхождения траекторий эволюции политических режимов126, но и как следствие стратегических шагов, предпринятых политическими игроками.
Государственное насилие как репрессивный инструмент политических режимов127 необходимо для «выживания» автократий, и включение его в анализ постсоветского государственного строительства очень важно для понимания успехов и провалов авторитаризма128. Вопрос, однако, заключается в том, до какой степени разные последствия репрессивной политики государств обусловливаются структурными факторами или, точнее, до какой степени они определяются усилиями постсоветских акторов. Хотя почти все они предприняли определенные усилия для строительства иерархических «властных пирамид»129 в рамках государственного аппарата (в России этот механизм называется «вертикалью власти»), результаты этих действий различаются, даже несмотря на определенное сходство использованных «кирпичиков», которые заимствовались из советской эпохи. Так, в Беларуси Александру Лукашенко, несмотря на отсутствие структурных предпосылок, удалось эффективно построить «превентивный» авторитаризм130. Его режим опирался на государственный контроль над экономикой и сочетал всеобъемлющий контроль и мониторинг любой нежелательной деятельности с открытостью границ и созданием мощных стимулов для эмиграции у реальных или потенциальных «диссидентов»131, предотвращая тем самым опасность серьезных массовых протестов вплоть до 2020 года. В России Путин в течение первых двух президентских сроков весьма успешно осуществлял рецентрализацию государства после глубокой и затяжной его децентрализации. За счет интенсивного институционального строительства132 и создания эффективной комбинации «кнутов и пряников» для субнациональных этажей «вертикали власти»133 ему удалось интегрировать региональные «политические машины» в общенациональную систему «доставки» голосов избирателей. Таким образом, Кремль создал достаточно мощные стимулы для политической лояльности и распространил ее с уровня регионов и городов134 на уровень предприятий135. В конечном итоге российский режим успешно справился с неожиданной волной массовых протестов в 2011–2012 годах136 и еще сильнее закрутил гайки репрессивной политики.
118
119
Самого О’Доннелла, с его предыдущей концепцией «бюрократического авторитаризма» в Латинской Америке (
120
121
The Breakdown of Democratic Regimes. 3 vols / J. J. Linz, A. Stepan (eds). Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1978.
122
123
124
125
Лозунг «Знай своего врага» – один из основных стимулов развития советологии в период холодной войны (
127
130
132
133
134
135