В структурном плане их экономика также быстро адаптировалась к общемировым стандартам. В 1991 году доля промышленности в общем объеме добавленной стоимости была в посткоммунистических странах примерно на 12 процентных пунктов выше, чем в странах, где коммунистической системы никогда не было (с поправкой на уровень доходов). Доля добавленной стоимости аграрного сектора была на 7 процентных пунктов выше, а сектора услуг – на 19 процентных пунктов ниже. К 2002 году, однако, доля добавленной стоимости всех этих трех секторов в посткоммунистических странах различалась со средним показателем для некоммунистических стран (опять же в пересчете на уровень доходов) меньше чем на 1 процентный пункт.
После резкого спада в посткоммунистических странах начался быстрый рост. К 2016 году в странах Восточной Европы ВВП на душу населения увеличился на 77% по сравнению с 1990 годом, а в странах бывшего СССР – на 26%185. Тем не менее надежды «догнать Запад» в основном не оправдались. В 1989 году среднедушевой ВВП в странах Восточной Европы и СССР составлял 46% от аналогичного показателя для Западной Европы. В 2016 году он равнялся 45% (Maddison data; цифра для Западной Европы – это средний показатель по Германии, Италии, Франции, Великобритании, Бельгии, Люксембургу, Нидерландам, Испании, Австрии, Швейцарии, Ирландии, Швеции, Португалии, Греции, Норвегии, Финляндии и Дании).
В чем причина этой неудачи и можно ли считать ее неожиданной? Чтобы ответить на эти вопросы, стоит изучить историческую статистику по экономике Восточной Европы и стран бывшего СССР в базе данных исторической статистики Проекта Ангуса Мэддисона186. По восточноевропейским странам (Венгрии, Польше, Чехословакии, Югославии, Румынии, Болгарии и Албании) непрерывная серия таких данных существует с 1870 года, а по странам бывшего СССР – с 1885 года. На графике 1 показан уровень среднедушевого дохода в двух этих группах по отношению к среднедушевому ВВП для западноевропейских стран, по которым имеются полные данные (Швеции, Португалии, Норвегии, Нидерландов, Италии, Греции, Великобритании, Франции, Финляндии, Испании, Дании, Швейцарии, Австрии и Бельгии). Из него можно сделать вывод, что уровень дохода в Восточной Европе и странах бывшего СССР всегда был намного ниже средних показателей Западной Европы. Сравнительная отсталость Восточной Европы проявилась еще до коммунизма. Она начала «сдавать позиции» по отношению к Западной примерно с 1880 года – задолго до вхождения в советский блок. Советский Союз, кстати, в начале послевоенного периода больше всех приблизился к Западу – тогда его уровень доходов превысил 60% средней величины для Западной Европы. Однако с 1970‐х и он, и восточноевропейские страны вновь начали увеличивать свое отставание. Если в Западной Европе продолжался ускоренный рост, то в странах советского блока он замедлялся.
Точнее говоря, Восточная Европа представляла собой экономическую периферию европейского континента со времен промышленной революции, а то и раньше. Чтобы переломить эту ситуацию, требуется не только адаптация к рыночной экономике, но и решительный разрыв с предыдущей исторической тенденцией. К такому же выводу приходит Жерар Ролан, связывающий долгосрочные экономико-политические паттерны с действием культурной инерции187.
График 1. Среднедушевой ВВП в странах Восточной Европы и СССР, в процентах от среднедушевого ВВП в Западной Европе
Источник: Maddison dataset (Bolt et al. 2018).
Можно взглянуть на проблему с другой стороны: попробовать проанализировать, насколько мощный скачок роста был бы необходим, чтобы относительно быстро догнать Запад. Кое-кто мечтал сравняться с Западной Европой по уровню жизни за 10 лет. Но чтобы сравняться со среднестатистической западноевропейской страной к 1999 году, среднестатистической восточноевропейской стране понадобилось бы за 10 лет увеличить уровень доходов на 200%. Что же касается средней постсоветской страны, то ей, чтобы решить эту задачу за период с 1991 по 2001 год, необходимо было вырасти на 177%.
В мировой истории лишь немногим странам удавалось добиться столь высоких темпов роста в течение десятилетия. При этом такие страны либо восстанавливались после резкого сокращения доходов во время военных конфликтов (Австрия, Германия и Румыния после Второй мировой войны, Босния и Герцеговина после гражданской войны в Югославии в начале 1990‐х), либо обладали большими запасами углеводородов и развивали нефте- и газодобычу (Ливия, Катар, Экваториальная Гвинея, Кувейт, Азербайджан, Туркменистан), либо начинали с крайне низкого стартового уровня, менее 1200 американских долларов в пересчете на цены 2011 года (Либерия, Ботсвана и СССР после военного коммунизма). Однако в начале транзита ни одна из посткоммунистических стран не страдала от резкого снижения доходов из‐за войны, и среднедушевой доход для Восточной Европы на 1989 год составлял 12 139 долларов, а для бывшего СССР на 1991 год – 13 812 долларов. Если стартовые доходы столь высоки, увеличить их на 177% за 10 лет практически невозможно. Есть только два таких примера в базе «Мэддисона»: Гвинея в нулевых и Кувейт в 1990‐х. Причем в обоих случаях это произошло благодаря нефтяным богатствам.
185
Maddison data; см.:
186
Maddison Historical Statistics: https://www.rug.nl/ggdc/historicaldevelopment/maddison.
187