Наконец, еще одно наблюдение: за некоторыми исключениями посткоммунистические страны в целом стремились достичь характеристик, которые наблюдались у их непосредственных географических соседей193. Восточная Европа – как в экономическом, так и в политическом плане – двигалась в направлении Западной и недавно пережила такую же волну популизма, как и Западная Европа. Центральная Азия оказалась между молотом исламизма на юге и наковальней авторитарного девелопментализма на востоке (речь идет прежде всего об Афганистане и Китае). Страны Кавказа в чем-то стали напоминать своих соседей – Турцию и Иран. Что же касается России, соседствующей с множеством разных государств, от Китая до Финляндии, то ее тянули в разные стороны сразу несколько разнонаправленных векторов.
Часть 2
Траектории посткоммунизма
СОЮЗ РАЗДЕЛЕННЫХ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ В СТРАНАХ БЫВШЕГО СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Андрей Рябов (ИМЭМО РАН, Москва)
Крах коммунистических режимов в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и последовавший за ним распад СССР поначалу сформировали убеждение многих политиков и исследователей в том, что государства и народы, составлявшие после Второй мировой войны советский блок, отныне пойдут по общему пути строительства демократических обществ с открытой рыночной экономикой. Транзитологические концепции казались универсальной схемой для объяснения социальных перемен во всех посткоммунистических странах. Однако к концу 1990‐х годов стало очевидно, что демократический транзит, успешно осуществлявшийся в государствах ЦВЕ, на постсоветском пространстве явно затормозился.
Впрочем, большинство исследователей даже в первой половине 2000‐х годов продолжали рассматривать процессы, протекавшие на территории бывшего СССР, в русле концепций демократического транзита. И для того, чтобы объяснить реалии постсоветского пространства в духе этих концепций, примирить их с этими концепциями, в научный оборот стали активно вводиться понятия «демократии» с дополнительными определениями: «гибридная», «управляемая», «контролируемая», «делегативная» и др.194 Однако, как показали последующие годы, различия между постсоветским пространством и странами ЦВЕ оказались устойчивыми и пути их чем дальше, тем больше расходятся. Объясняется это тем, что трансформации в странах бывшего Советского Союза имели фундаментальные особенности, анализу которых и посвящена данная глава.
Постсоветское пространство как политико-географический регион мира возникло в результате распада СССР. Впервые, в 1992 году, это понятие предложил литовский политолог Альгимантас Празаускас, который определил это пространство как постколониальное195. Вплоть до настоящего времени такое понимание широко распространено в литературе. Представляется, однако, что оно как минимум не отражает все основополагающие характеристики этого региона. В бывшем СССР субъектом колониальной политики выступали наднациональные структуры КПСС и союзного государства, что отмечал и Празаускас. И в данном контексте объектом их эксплуатации являлись все бывшие союзные республики, включая и крупнейшую из них – Россию («первую среди равных», по определению советской пропаганды). Вместе с тем необходимо отметить, что Россия (РСФСР) сыграла решающую роль в создании СССР, навязав советский общественный строй национальным окраинам бывшей Российской империи. Она оставалась и главной цементирующей силой в составе СССР.
С распадом Советского Союза наднациональные структуры перестали существовать. Именно поэтому властные элиты новых независимых государств (ННГ), образовавшихся на руинах СССР, хорошо усвоив уроки советской эпохи, так жестко противились созданию наднациональных органов на постсоветском пространстве – они видели в них потенциальную угрозу реставрации «неосоветского колониализма». Но при этом роль России как доминирующей державы на постсоветском пространстве, стремление к сохранению этого доминирования остались, что одновременно давало элитам ННГ важнейший аргумент при обосновании задачи национально-государственного строительства: необходимость освобождения от влияния «бывшей метрополии». Поэтому антиколониальный дискурс в политике постсоветских государств носил фактически двухуровневый характер, будучи направленным против политического наследия как наднациональных советских институтов, так и влияния России, которая воспринималась как продолжательница политики Российской империи.
193
194
195