Кейс РСФСР – Российской Федерации в составе СССР – в этой перспективе также выглядит чрезвычайно показательным, потому что уже на этой «учредительной» стадии демонстрирует фундаментальные особенности российской политии, которые остаются в большой мере актуальными по сей день. На первый взгляд демократическая коалиция в РСФСР получила достаточное количество мест в составе новоизбранного Съезда народных депутатов, овладела «командными высотами» в новом органе власти, и дорога России к демократии была, казалось бы, в основном расчищена, в особенности после провала августовского путча 1991 года. Так дело довольно долго представлялось не только «демократической общественности», но и многим исследователям. В результате их внимание было сосредоточено преимущественно на действиях и стратегиях акторов (Ельцина, депутатов, экономистов-реформаторов), в которых отыскивались причины того, что Россия не воспользовалась этой «открытой дверью».
В действительности дело обстояло гораздо сложнее. В России массовая мобилизация, безусловно, состоялась. Таблица 4 выше демонстрирует ее масштабы без учета национальных меньшинств и автономий; всего же за шесть лет с начала 1987 года по конец 1992‐го на территории РСФСР состоялось более 1900 массовых акций, в которых в общей сложности приняли участие около 13 млн человек. Но и без учета меньшинств и автономий протестная активность поражает своими масштабами. Так, на протяжении двух электоральных кампаний с января 1989‐го по июнь 1990 года (415 дней) прошло около 490 массовых акций с общим числом участников более 3 млн человек; 16 из них собирали более 50 тыс. и еще 26 – более 20 тыс. человек232. Собственно российская (за исключением национальных меньшинств и автономий) мобилизация носила преимущественно гражданско-демократический характер и была почти полностью лишена этнического национализма. Ее успеху в значительной мере способствовали сильные позиции российских либералов в общесоюзных русскоязычных медиа. В результате если в среднем по СССР на выборах 1989 года потерпели поражение около 20% представителей высшего эшелона номенклатуры, то по РСФСР этот показатель составил 30%, а в Москве и Ленинграде поражение этого эшелона было тотальным233.
Вместе с тем уже выборы 1989 года показали, что в России присутствуют как либеральные регионы, голосующие почти так же, как Прибалтика (Москва, Ленинград и область, Свердловск, Горький), так и регионы с «центральноазиатским» типом голосования234. И у такого расслоения имелись серьезные основания: тот диапазон социально-экономической дифференциации, о котором в масштабах Союза шла речь выше, был в миниатюре спроецирован внутри «федерации в федерации». Так, при средней по РСФСР доле городского населения 69%, в Центральном и Северо-Западном районах (с их двумя столицами) эта цифра достигала 83%, а в Центрально-Черноземном и Северокавказском не дотягивала до 60%; при этом в Дагестанской и Чечено-Ингушской автономных республиках показатель составлял 43%, т. е. был вдвое меньше Центрально-Северо-Западного.
Расслоение двух Россий – России крупных городов и периферийной России – хорошо видно в дезагрегированных (по типам населенного пункта) данных социологических опросов 1990 года: если в первой база поддержки демократической оппозиции достигает 40%, то в периферийной, второй, России она составляет только 25% (таблица 5).
На выборах 1990 года демократическая коалиция получила, по разным оценкам, от 20 до 35% мест. Ответственный за РСФСР в политбюро, глава прежнего Верховного Совета РСФСР Виталий Воротников уверял Горбачева, что оппозиция имеет 20–25% мандатов235; анализ голосований на съезде по разным процедурным вопросам показывал, что демократов могут поддержать в некоторых ситуациях до 40–45% депутатов (Субботин, Шейнис). При этом в Москве демократы выиграли 85% мандатов, а в периферийных, сельских районах и в национальных республиках ситуация была противоположной. Этот электоральный профиль России сохраняет в значительной мере актуальность и сегодня. Если на пространстве бывшего СССР модели электорального поведения располагаются между двумя полюсами – продвинутым Западом (Прибалтика) и восточной моделью центральноазиатских республик, то на территории России мы наблюдаем подобие обоих полюсов.