Хотя западнохристианский регион в докоммунистическую эпоху состоял из феодальных государств, в принадлежавших к нему странах наблюдалась более высокая степень разделения и автономии сфер, чем в феодальных государствах, принадлежавших к восточноправославной, исламской и китайской цивилизациям. Неразделенность была представлена серией взаимосвязанных и взаимодополняющих феноменов, которые также были предвестниками жестких структур XX и XXI веков. На уровне социальных структур они включали в себя традиционные, феодальные и межличностные сети, а также слияние власти и собственности254; а на уровне структур управления – патронализм (пирамидальную сеть отношений зависимости) с его межличностными сетями и патримониализм (неразделенность частного и общественного), сопутствующий взаимодействиям власти и собственности255.
В коммунистическую эпоху страны, принадлежащие к разным цивилизациям, оказались под «политическим колпаком» диктатуры. Хотя в разных цивилизациях коммунизм принял разные формы, однопартийная система и монополия государственной собственности способствовали появлению одинаковых социальных феноменов и в какой-то степени обеспечивали гомогенизацию этих стран. Коммунистическая система принесла с собой собственную серию взаимосвязанных феноменов, характеризуемых слиянием сфер социальной деятельности, которые укрепили имевший место и прежде недостаток их разделенности256. Если для Центральной Европы эти изменения стали шагом назад, то к востоку от нее они остановили и заморозили процесс разделения сфер социальной деятельности.
В посткоммунистический период смена политического режима означала изменение формальной институциональной среды, но не неформального понимания акторами разделения сфер социальной деятельности. Утверждение либеральной демократии было реально возможно лишь в тех странах, где неформальное понимание акторов предусматривало необходимость разделения этих сфер. Чем более неразделенными эти сферы оказывались на уровне акторов вследствие цивилизационной принадлежности страны и влияния коммунистического режима, тем более устойчивыми и доминантными структуры прежней системы оставались в рамках новой системы. Жесткие структуры, адаптируясь к институциональной системе демократии, принимали новые формы: возникли неформальные межличностные сети, отличные от традиционных и бюрократических сетей; неформальный патронализм, отличный от патронализма, связанного с формальной феодальной и партийной номенклатурой; слияние власти и собственности, существующее в неформальной, незаконной форме, в обход правовой системы; и патримониализм, означавший, что правящая элита относится к общественным институтам как к частной «вотчине», хотя и поддерживает фасадные формы демократии.
Однако сильное присутствие этих структур предопределяло лишь появление патрональных режимов, а не то, какими они будут – демократическими или автократическими. Патрональный режим может быть «однопирамидальным», т. е. иметь одну доминирующую патрональную сеть, подчинившую, изолировавшую или ликвидировавшую все остальные сети, или «мультипирамидальным», в рамках которого конкурирует ряд сетей, имеющих примерно равное влияние, – ни одна из них не имеет достаточного могущества, чтобы доминировать над остальными257. В сторону какого из этих типов двигалась страна после крушения коммунизма, зависело в основном от двух факторов. Во-первых, на институциональном уровне, от наличия разделенной исполнительной власти и пропорциональной избирательной системы. Существование этих элементов препятствует концентрации власти, а значит, и образованию однопирамидальных систем, в то время как их отсутствие весьма способствует установлению автократии258. Фактор прочных связей с Западом и западного влияния, известный нам из гибридологии259, также способствовал развитию некоторых стран региона по демократическому пути, в основном за счет поддержки демократии со стороны США, притока иностранного капитала и условий для вступления в ЕС. После вступления, однако, эта система условий утратила свой дисциплинирующий характер, и даже до этого она обеспечила утверждение либеральной демократии лишь в тех странах, где влияние жестких структур было слабым. Там, где патрональное наследие преобладало, связи с Западом и его влияние порождали скорее различные техники имитации, нежели реальную демократизацию.
254
255
256
257
258
259