— Все кончено.
Веларде сделался бледен.
— То есть как это «кончено»?
— Да вот так. Забудь об этой затее. Мы пропали.
— Ты с ума сошел! — Веларде порывисто ухватил его за рукав мундира. — О'Фаррил обещал помочь!
Помочь? Дай бог, чтобы в крепость не посадил.
Даоис оказался прав, и последствия несдержанности Веларде не замедлили сказаться тотчас: офицеров стали растасовывать по дальним гарнизонам, императорские войска изменили тактику, а в артиллерийском парке французы выставили свои караулы. Даоису делается еще грустней на душе при воспоминании о том, как в начале апреля, за четыре дня до отъезда в Байонну, король Фердинанд VII без свиты, всего с одним сопровождающим, побывал в Монтелеоне и в ответ на дружное «ура», грянувшее при высочайшем посещении, промолвил: «Вы — мои. И на вас я могу надеяться, ибо вы защитите мою корону». Да, так было сказано вслух, в похвалу ему, Даоису и его друзьям. Но сегодня, в первый понедельник мая, под воздействием ли приказов, их начальниками отданных по собственной, начальников этих, трусливой осторожности, или по недоверию к ним, они больше не Фердинандовы артиллеристы. И вообще ничьи. Они и друг другу больше не верят. Среди заговорщиков имеется всего один штаб-офицер — Франсиско Новейа, но и тот всего лишь подполковник да к тому же слаб здоровьем. Все остальные — а их наперечет — ходят в чинах не выше капитанского. И лично предпринятые Даоисом попытки вовлечь в заговор алебардщиков, волонтеров короны, размещенных в казарме на Мехораде, королевских карабинеров с площади Себада[11] успеха не принесли. Никто в лейб-гвардии, кроме немногих давних друзей, не решается выступить против властей. Так что заговорщики, вняв голосу разума и вопреки настояниям Педро Веларде и Хуана Консуля, требовавших немедленных действий, отложили дело до более благоприятного времени. Почти никого не смогли бы они увлечь за собой — особенно после того, как был отдан приказ не выпускать солдат из расположения и не выдавать патронов. «Что толку, — так выразился Даоис на последней сходке, перед тем как Веларде хлопнул дверью, — что толку, если нас перебьют, как куропаток, что толку без славы и без надежды на успех подставлять головы под пули или гнить в подвалах военной тюрьмы, если армия и пальцем не пошевелит ради нашей защиты».
Таковы вкратце те свежие воспоминания и горестные размышления, коим в это утро, следуя обычной своей дорогой из дому в Главный штаб артиллерии, предается капитан Луис Даоис, не ведающий о том, что еще не кончится этот день, а причудливое сцепление случайностей и совпадений — он и сам о них пока даже не подозревает — навсегда занесет его имя на скрижали истории. И, понуро шагая по левой стороне улицы Сан-Бернардо, не без тревоги наблюдая, как все полноводней делаются людские реки, текущие к площади Пуэрта-дель-Соль, он с беспокойством спрашивает себя, что делает в эту минуту Педро Веларде.
А Педро Веларде-и-Сантильян — уроженец Сантандера, имеющий от роду двадцать восемь лет, из которых половину он носит военный мундир, ибо на пятнадцатом году стал кадетом, — по своему обыкновению, не отправился прямо из своего дома на улице Хакометресо в Главный штаб артиллерии на улице Сан-Бернардо, а дает большой крюк и, свернув на Сан-Пабло, шагает по улице Эскориаль. В кармане у него письмо к невесте Конче — они обручены и скоро должны обвенчаться, — которое он позже отправит с почтамта. Тем не менее, проходя под неким балконом на четвертом этаже дома на Эскориаль, где все еще красивая дама в трауре поливает цветы в горшках, Веларде — опять же во исполнение ежеутреннего ритуала — снимает шляпу и кланяется, дама же стоит неподвижно, провожая его взглядом, пока офицер не сворачивает за угол. Дама, чье имя самим мелким шрифтом будет напечатано в подробнейшей сводке этого начинающегося дня, останется белым пятном в биографии капитана. Ее зовут Мария Беано, не так давно она потеряла мужа — какое совпадение! — капитана артиллерии, оставшись вдовой с четырьмя несовершеннолетними детьми — мальчиком и тремя девочками. Как потом расскажут соседи, живет на скромную пенсию, ни в чем предосудительном или могущем дать пищу для пересудов не замечена, однако же каждое утро Веларде проходит под ее балконом, а каждый вечер столь же неукоснительно наносит ей визит.
11
Здесь и далее упоминаются части и подразделения королевской лейб-гвардии, созданные в разное время и сохранившие свои исторические наименования: помимо названных, в описываемую эпоху имелись также испанские и валлонские гвардейцы (по батальону соответственно) и конногвардейский эскадрон личного конвоя.