— Неужто должны пугать лягушек? — ахнул Паскуале.
— Да, мой мальчик, мне самому приходилось делать это в детстве… — грустно ответил мэтр Миньяр.
Он надел себе на руку горбоносого кардинала в пурпурной мантии, обшитой кружевом, заставил его сложить ручки и загнусавил:
— Покайтесь, грешники! Отдайте свое добро церкви, будьте нищими и голодными! За это вы попадете в царство небесное. А я буду есть и пить, во дворце роскошном жить, буду я ходить в шелках, вас оставлю в дураках! Тру-ля-ля, тру-ля-ля, небо — вам, а мне — земля!
Кардинал уморительно плясал на руке мэтра, шурша своим атласным нарядом.
Мадемуазель Розали одела нашего маленького Пульчинеллу в желто-зеленую курточку, стянутую ремешком. Сзади мы приделали ему острый горб. Зелено-желтый колпачок с бубенчиком на макушке украсил его головку.
— Ступай, храбрец, покажи французам, как Полишинель расправится с врагами народа! — воскликнул мэтр.
Так Пульчинелла превратился в Полишинеля, и мне ничуть не было грустно.
Еще мы сделали придворную даму и генерала. Мэтр пробовал нарисовать длинноносую красавицу, но рисунок не удавался. Однажды он вернулся из города, весело размахивая каким-то листком.
— Вот она, наконец, — королева Франции, Мария-Антуанетта! — воскликнул он.
На листке была нарисована длинноносая дама с гордо закинутой головой в большом парике. Под картинкой стояла подпись: «Австрийская пантера»,[5] а на обороте было напечатано:
Трепещите, тираны! Ваше царство кончается!
Мэтр прочел эти стихи вполголоса. У меня по спине пробежали мурашки.
— Этот листок тайно напечатали друзья народа, — сказал мэтр. — Я не скрою от вас, мальчики, что итти с нашим театром в Париж — дело опасное. Королевская полиция охотится за всеми, кто хочет свободы. Если у нас найдут куклу Марии-Антуанетты, нас всех могут вздернуть на виселицу. Но война — это война. Мы идем воевать против королевы, против министров, против дворян… Хотите — идите с нами, хотите — возвращайтесь на родину, я дам вам денег на дорогу.
На миг передо мною мелькнули залитые солнцем дороги Италии, оливы, кипарисы и синее-синее небо… Но я знал, что пойду с мэтром. Все, что я видел прежде, священник, разломавший нашу ширму, замок Гогенау, судья, который чуть не повесил меня из-за брошки госпожи бургомистерши, — все стало мне понятно по-новому с тех пор, как я встретился с мэтром. Я тоже хотел бороться за то, чтобы все люди были равны и свободны.
— Мы пойдем с вами, мэтр! — крикнул Паскуале, сдвинув свои светлые брови.
Мэтр просиял.
Я принялся вырезывать головку Марии-Антуанетты, поглядывал на картинку.
Они все забрали!
Мэтр купил рыжую лошадку с белой отметиной на лбу. Он назвал ее Брут-тираноубийца в честь древнего героя. Мы погрузили в новенькую одноколку наши ширмы, доски, козлы для тропы, клетку с мышами и двинулись в путь по лесистой равнине Эльзаса.
Весеннее половодье затопило луга. Солнце сверкало на поверхности лесных озер. Нежно-зеленые кустарники поднимали из воды свои ветки. На размытых дорогах мы встречали усталых путников. Их тощие лошаденки везли убогий скарб. Это были беглецы от голода. Голод свирепствовал по ту сторону Вогезов. По ночам вдалеке вставали зарева.
— Прибавим шагу, ребята! Кажется, деревня близко! — сказал мэтр, бодро стуча своей деревяжкой по каменистой дороге.
Мы были среди Вогезов. Их округлые вершины, поросшие буковым лесом, казались ржавыми в лучах заходящего солнца. В долинах стояла синеватая мгла. Я причмокнул губами, подгоняя Брута. На оранжевом закатном небе перед нами чернели хижины деревушки.