— Но ведь не погибать же нам голодной смертью!
— Ах, бедный мой сын! Прости меня...
— Постой, отец! Пришла мне в голову хорошая мысль,— и с этими словами Гэнкити выбежал из дому прямо под проливной дождь... Но куда бежать, этого он и сам не знал. Гэнкити только хотел успокоить отца.
Понемногу ноги юноши сами понесли его к дому дяди. «А вдруг да сжалится? — думал Гэнкити.— Ведь не каменное же у него сердце!»
Но все случилось, как говорил отец. Гондза его и слушать не стал.
— Нашел тоже богача! Нет у меня денег для таких, как вы, попрошаек. Убирайся отсюда!
— Но ведь отец умирает! Я вам отработаю, дядюшка. Буду трудиться день и ночь.
— Мне какое дело, кто будет жить, кто умрет. Ведь я не бог. Пошел прочь, ну, живо! Грязный оборванец, весь пол в кухне измарал. Проваливай отсюда!
Выскочил Гэнкити из дома дяди как ошпаренный. Пошел он по горной дороге, ничего не видя от слез. С веток сосен и криптомерии струями лилась вода, будто и они плакали. Долго бродил Гэнкити. Он и сам не знал, сколько времени прошло.
Вдруг услышал он ласковый старческий голос:
— Стой, Гэнкити! Гэнкити, подожди!
— Кто меня зовет?
Перед Гэнкити, как из-под земли, вырос седобородый старик с парой грязных деревянных сандалий[1] в руках.
— Скажи мне, отчего ты плачешь? — спрашивает старик.
— Мне очень нужны деньги, да негде их взять.
— А для чего тебе деньги?
— Надо купить лекарство и риса.
— Самому они тебе нужны или кому другому?
— Да если б мне самому, не стал бы я плакать. Отец у меня от болезни и голода умирает.
— Хорошо, тогда я дам тебе эти сандалии.
— А что я с ними делать стану?
— Они принесут тебе деньги. Надень — и увидишь... При каждом твоем шаге из-под них червонцы сыпаться будут. Но если одолеет тебя жадность и пожелаешь ты золота для одного себя, то случится с тобой страшная беда. Червонцы польются рекою, но сам ты будешь становиться все меньше и меньше. Помни это да ступай скорее к своему отцу.
И пропал старик из глаз, будто растаял.
«Уж не почудилось ли мне?»—подумал Гэнкити. Но нет, в руках у него пара деревянных сандалий...
Вернулся домой Гэнкити. Надел он сандалии, сделал шаг-другой, у него из-под ног золотые монеты посыпались. Купил Гэнкити на них лекарство для отца. Старик поправился, и сестренка перестала плакать от голода. Зажили они втроем хорошо, как в прежние времена.
Прошел слух об этом чуде по всем окрестным селеньям. Один за другим стали наведываться люди к Гэнкити, чтобы попросить у него сандалии в долг, и всем задавал юноша лишь один вопрос:
— Для кого тебе нужны деньги: для себя самого или для других людей?
И он охотно давал сандалии каждому, кто хотел помочь другим.
Но однажды вдруг раздался у его дверей голос:
— Что, братец Токубэй дома? Это я, Гондза. О-о, Гэнкити, каким ты стал молодцом! Ну, я вижу, дела у вас идут на лад, а я-то о вас беспокоился. Как ты себя чувствуешь, братец? Береги себя! Здоровье дороже всего.
— Гондза! Зачем ты к нам пожаловал?
— Зачем? Хе-хе-хе. Дай, думаю, проведаю больного брата.
Но Гондза на брата и не глядел. Так и впился глазами в чудесные сандалии.
— Знаю я тебя, Гондза, хорошо тебя знаю. Только из-за этих сандалий ты к нам и пришел. Недобрая у тебя душа. Уходи отсюда прочь.
— Хе-хе-хе... Но, братец, ведь сандалии-то не твои. Они принадлежат твоему сыну Гэнкити. Выходит, я у тебя ничего не прошу.
— Что? Ах ты, бессовестный! Да как у тебя язык повернулся!
— Ты, братец, помалкивай лучше. Послушай, Гэнкити, добрый мой Гэнкити! Как-никак, я у тебя единственный дядя. Дай мне эти сандалии на один только вечер.
— На один вечер?..
— Только на один!
— Хорошо, Гэнкити, дай сандалии дяде,— приказал Токубэй.
Не успел он договорить, как Гондза уже схватил сандалии с божницы[2] и не помня себя от радости помчался домой.
— Ах, отец, беда может случиться! Тому, кто наденет эти сандалии, опасно только о своей корысти думать. Побегу-ка я вдогонку за дядюшкой Гондзой.
Встревоженный Гэнкити помчался по горной дороге следом за Гондзой. Прибежал он к его дому и видит: в пустой комнате золото грудой навалено. Повсюду рассыпаны червонцы. И среди них, поблескивая золотом, бегает маленький жук,— все, что осталось от жадного Гондзы.
СЫНОК-УЛИТКА
Жил некогда один богач. В кладовых у него были скоплены несметные сокровища. Кругом, до самых дальних гор, тянулись его рисовые поля. Ни в чем богач себе не отказывал.
А между тем был у него батрак беднее любого нищего: над его очагом никогда дымок не курился. От зари до зари работал батрак со своей женою на полях хозяина, а из бедности не выходил.
Но пуще всего горевали они, что обоим уже за четвертый десяток перевалило, а детей у них все нет. Вернутся батрак с женой в свою пустую лачужку и вздыхают:
— Ах, если б родилось у нас дитя, все равно какое, ростом хоть с лягушонка, хоть с улиточку.
Вот как-то раз отправилась жена батрака полоть траву на рисовом поле. Стоит по колени в воде, полет траву, а в душе молится:
«О, прошу тебя, бог воды на рисовых полях, даруй мне ребенка, ростом хоть с эту улиточку».
Вдруг почувствовала она сильную боль. Словно кто ее ножом режет. Терпела, терпела, а боль все сильнее. Вернулась она с поля домой.
Встревожился батрак, испробовал все средства, какие только знал, ничего не помогло. Лекаря бы позвать, а в доме ни гроша. Что тут делать? Совсем он голову потерял. К счастью, нашлась поблизости повитуха. Пришла она, осмотрела больную и говорит: «Да ведь она рожает!»
Обрадовались батрак с женою. Зажгли поскорее огонь перед божницей и стали просить бога воды, чтобы дитя появилось на свет благополучно. В скором времени родила жена сынка: маленькую улиточку.
Огорчился было батрак, но потом сказал:
«Ведь это дитя, вымоленное, выпрошенное нами у бога воды. Хоть какой ни на есть, а все наш родной сыночек!»
Налили они в чашку воды, положили туда улитку и поставили чашку на божницу.
Прошло двадцать лет. Сынок-улитка нисколько не подрос за это время и ни единого слова не сказал, но ел он как настоящий человек.
Однажды надо было отвезти годовой оброк хозяину. Взвалил старик отец тяжелые мешки с рисом на спину лошади и горько вздохнул:
— Услышал бог воды наши мольбы и послал нам желанного сыночка. Уж как мы обрадовались! А только сыночек-то наш — улитка. Какая польза от такого детища! Всю жизнь я работал, не жалея сил, и теперь на старости лет приходится одному без всякой помощи кормить семью.
И вдруг откуда-то донесся голос:
— Не печалься, отец, сегодня я вместо тебя повезу хозяину мешки.
Посмотрел батрак вокруг, в доме нет никого. Что за чудо! Спрашивает он:
— Кто со мной говорит?
— Это я, отец. Долго ты меня кормил. Настала пора и мне о тебе позаботиться, и себя людям показать. Сегодня я вместо тебя отвезу нашему хозяину оброк.
— Как же ты, сынок, погонишь лошадей?
— Не тревожься, отец. Посади меня на мешок с рисом, вот увидишь, лошадь сама послушно пойдет, куда надо, а за ней и другие две,— ответил сынок-улитка.
Удивился старик. Сын его за двадцать лет ни единого слова не вымолвил, а теперь вдруг так бойко заговорил, да мало того! Сам хочет оброк хозяину отвезти. «Но ведь это говорит сын, посланный мне богом воды. Грех было бы мне противиться»,— подумал он и нагрузил мешки с рисом на трех лошадей. Потом снял с божницы чашку, в которой жил сынок-улитка, и поставил ее бережно на спину одной лошади посреди мешков с рисом.
Сказал сынок-улитка:
— До свиданья, отец, до свиданья, матушка! — да как крикнет на лошадей, будто всю жизнь их погонял: — Хайдо-о, хайдо-о! Эй вы, кони, ну-у, пошли!
Лошади тронулись и вышли из ворот на дорогу. Сынок-улитка едет на передней.
Отпустил батрак сына, а у самого родительское сердце так и щемит, так и ноет. Стоит он в воротах и смотрит вслед.
А той порой сынок-улитка знай себе коней понукает. Как подъедут они к водоему или мосту, кричит, словно заправский погонщик: