— Вы хотите сказать, что будете на него работать?
— Вот именно.
— Вы же не считаете его дураком?
— Он только что доказал, что он ни в чем не сомневается.
— Но если вы придете к нему с пустыми руками, он вас уничтожит.
— Кто вам сказал, что я приду с пустыми руками? — спросил Судзуки.
— То есть?
— Я приму предложение господина Икс, — подтвердил японец с трагической решимостью.
— Вы продадите секреты Энгельберга?
— Я брошу вызов.
— Но это чистое безумие! — воскликнул Зайдер.
— Не стану отрицать, — ответил японец. — Но вы не понимаете суть проблемы. Этот человек глубоко оскорбил меня, он задел мою честь, предложив мне продаться ему. Я должен смыть этот позор. Мои предки были самураи, я — сын самурая. У нас не шутят с честью. Я отдаю себе отчет в рискованности предприятия. Но я говорю: «Меня оскорбили». Это оскорбление должно быть смыто кровью: один из нас должен уйти. Согласно кодексу Бушидо[5], другого выхода нет. Он или я. Один из нас должен исчезнуть. Мне хочется, чтобы это был он. Эта возможность традиционно считается самым элегантным решением.
Глава 13
В отеле Судзуки ожидал сюрприз. Едва войдя в свою комнату, он испытал шок, увидев лежащую на кровати обнаженную женщину. Ее голова свисала с кровати, рука была опущена на ковер. На стуле лежало платье из набивного шелка.
Улла! Внезапно разбуженная, она не стала изображать из себя разгневанную фурию, а просто сказала: «Наконец-то ты вернулся!» Японец присел на край кровати и наклонился, чтобы поцеловать ее. Она привлекла его к себе и долго сжимала в объятиях, не произнося ни слова.
— Не беспокойся, — наконец сказала она. — Горничная не даст ключа первой встречной.
Затем она приподнялась и села, уткнув подбородок в колени.
По выражению ее лица японец сразу понял, случилось что-то серьезное.
— Дела плохи, — сказала она. — Мне угрожают.
— Тебя заставляют выдать патенты?
— Да, и, если я этого не сделаю, отцу не поздоровится.
— Звонили по телефону?
— Да.
Она добавила сдавленным голосом:
— Эти люди способны на все. Мне кажется, лучше им уступить.
Ее лицо приняло упрямое выражение, и она молчала в ожидании реакции японца. Его ответ привел ее в замешательство:
— В таком случае нас будет двое, — спокойно сообщил он. — Я тоже дал согласие представить патенты. Вопрос в том, кто из нас окажется проворней.
— Я не шучу, — сказала Улла. — Я хочу уберечь отца от риска.
— Я тоже не шучу, — серьезно ответил Судзуки. Она посмотрела ему в глаза.
— Ты хочешь состязаться с людьми, оказавшимися сильнее полиции. Я помешаю тебе совершить эту глупость.
— Интересно знать, как?
— Увидишь.
— Девочка моя, — начал Судзуки, — если тебе еще раз позвонят, ты скажешь, что не можешь завладеть документами и очень об этом сожалеешь.
— Тогда они пришлют посылку со взрывчаткой или подложат в парк мину замедленного действия. Либо придумают еще что-нибудь. Я не понимаю, почему мы должны рисковать. Мой отец имеет право продать свое изобретение по своему усмотрению. Он ученый, а не солдат. Он ничем не рискует.
— Твой отец не разделит твоей точки зрения.
— Я не буду спрашивать его мнения. Я спасу его против его воли.
— Твоего отца финансировала американская фирма, вложившая большой капитал в это дело. Он не имеет права дважды продать свое изобретение. Отныне он не является его единственным обладателем.
— Все это из области морали, — презрительно сказала Улла. — К счастью, у женщин больше здравого смысла, чем у мужчин.
Внезапно она соскочила с кровати и стала натягивать платье.
— Зачем ты мне все это рассказала? — спросил Судзуки.
— Я надеялась на твое благоразумие, но я ошиблась…
— Сегодня все призывают меня к здравому смыслу, как будто сговорившись. Ты уже уходишь?
— Мне здесь больше нечего делать, — ответила Улла. С нахмуренными бровями и сердитым взглядом она походила на капризного ребенка.
— Я обожаю тебя сердитой, — заметил японец, вырывая у нее из рук платье.
Она со всего размаху дала ему пощечину и попыталась отнять платье. Послышался треск рвущейся ткани.
— Ты порвешь платье, — сказал японец.
— Пусть смотрят на мою голую задницу. Ты этого хотел.
Рассвирепев от ярости, она всадила в него свои когти. Дело кончилось рукопашной. Японцу стоило немалых сил усмирить ее.
Улла была очень хорошо тренированной и обладала недюжинной силой. Кроме того, она не церемонилась в выборе средств и посылала японцу предательские удары в низ живота. Японцу пришлось дать ей две пощечины, в правую и левую щеку, чтобы напомнить правила игры. Однако это только усилило ее ярость. Она начала кусаться, всаживая свои зубы во все, что ей подворачивалось.