— Ты этого не сделаешь.
— Конечно, если ты меня не вынудишь. Будь благоразумна.
Ли положила ладонь на живот, словно там все еще был ребенок.
— Ты ошибаешься, Джек. Плохо рассчитал. Тебе придется проделать все это со мной. Я много думала. Права на счастье в этом доме у меня нет. А раз так — будь по-твоему. Ты получишь то, чего хочешь. Но сначала тебе придется меня избить.
Она говорила четко и твердо.
— Да что это с тобой? — спросил Лейси. — Ты что, шутишь? Если уж на то пошло, мне твое письмо не нужно. Просто придется послать телеграмму, и он не станет артачиться. И не ради тебя. Просто ему нужен этот ребенок, разве не так?
— У тебя есть совесть? — взорвалась она. — Мало на земле крови? Ты еще угрожаешь ребенку? Катись к черту, Джек Лейси.
— Это ведь мой ребенок, да?
— Нет. Мой. Что с того, что семя твое. Этот ребенок — мой.
Джек ударил ее по лицу. Из расквашенной губы полилась кровь.
— Не читай мне лекций про женское равноправие, Ли. Теперь, когда половина населения земли умирает из-за недостатка воды. Я тебе сказал, что за деньги, потраченные на этот сраный фонтан, можно спасти полдеревни.
— Что ты на самом деле хочешь? Меня?
— Не сейчас, — презрительно сказал Лейси. — Обноски старого еврея? Разве Тобайас не сказал тебе, что Алекс привозит сюда свою жену?
Тобайас зашевелился, но Ли не шелохнулась. Это известие словно оглушило ее.
— Там кто-то ходит, — Лейси поднял голову.
— Я уеду отсюда, — сказала она, — уеду с ребенком. А не с тобой. Только с ребенком. Это тебя устроит? Можешь посылать свою телеграмму. Но что толку? Алекс даже не узнает, что я тут ни при чем.
— Думаю, узнает, — сказал Тобайас. Он перегнулся через лестничные перила. — Не хватайся за свою пукалку, Лейси. Этим я мог бы уложить тебя куда быстрее.
— Будь я проклят, если это не доблестный капитан Ансел собственной персоной, — с издевкой сказал Лейси. — Поразительно: стоит человеку пострелять по голубям — и вот оно!
— Вообще-то, это служба в армии, — сказал Тобайас. — И я не шучу.
— И как долго ты там стоял?
Тобайас чуть прикрыл белесые глаза. Но его рука с пистолетом не дрогнула.
— Достаточно долго. Обещаю, что во французском суде у тебя шансов не будет.
— Ради Бога! Я вовсе не собирался причинить ей вред.
— Ну конечно. Если ты и впрямь собираешься остаться и объяснить свои действия, я с удовольствием сообщу суду и мое мнение на этот счет.
Ли сказала деревянным голосом:
— Я иду наверх, пропустите меня.
— Вам нельзя уехать, — Тобайас только что не кричал. — Я обещал Мендесу. Завтра он будет здесь. Дождитесь его.
Тут он вспомнил о Ляльке. И непростительно заколебался.
— Дайте мне пройти, — сказала Ли. — Вы не полиция. А я не совершила ничего противозаконного.
— Ради Бога, Ли, — сказал Тобайас, заступая ей дорогу. — Вы сошли с ума. Куда вы пойдете? И зачем? Вы ведь даже не хотели ребенка, помните? Поначалу. Что изменилось?
— Не ваше дело.
Лейси встал. Тобайас повернулся к нему.
— Да брось ты, кончай эту игру, — сказал Лейси. — Что ты сделаешь? Запрешь меня в библиотеке? Или в музыкальной комнате?
— Нет, конечно, — ответил Тобайас, сбавив тон. — Прошу меня извинить. Боюсь, я просигналил полиции. Понимаю, поступил не очень-то благородно. Но что сделано, то сделано. Они будут здесь с минуты на минуту.
Для «скорой помощи» ухабистая дорога — не самая подходящая. Алекс сидел рядом с Лялькой, закутанной в красное одеяло, и думал, почему в таких машинах нет задних окон. Он не мог видеть, где они едут и далеко ли до шато. Лялька была все еще под действием успокоительного. Время от времени, когда машину встряхивало, она слабо постанывала. Было жарко, но она придерживала одеяло под подбородком, словно оно ее защищало. Или скрывало.
Алексу хотелось курить. В Польше он снова закурил: там курили все, и противиться соблазну было трудно. Но еще сильнее он хотел приехать наконец в шато и узнать, что в нем происходит. Телефон там, как ему сообщили еще в аэропорту, вышел из строя. В это верилось с трудом.
Лялька пробормотала что-то, чего он не разобрал. Но, как ему показалось, понял: что-то по поводу завещания. Она написала его в Кракове, и все свое имущество оставляла сестре. Потом уже ей пришло в голову, не лучше ли было передать сестре все в дар inter vivos[61]. Не пришлось бы платить налог на наследство.