И вся семья, выстроившись в шеренгу и теряя свои места в раю, примется заверять, что они и малейшего представления не имели о том, что за картинкой дыра.
Но все это будет через много лет. А пока Пердыш довольно жует стены и не знает о том, что папа Бенгт спустя всего несколько месяцев запишет его к ветеринару в «Друзьях животных» на усыпление и что вся семья будет рукоплескать, когда карликового кролика наконец увезут прочь.
Даже Марианна не будет его жалеть, а ведь это все-таки ей подарили Пердыша на день рождения.
В гараже у них, кроме всего прочего, есть птичья клетка и клетка для морской свинки. Птичья клетка осталась от канарейки, которая погибла после попыток Юхи и Марианны приручить негодяйку, длившихся полгода.
А заведя морских свинок, семья завела и знакомство с «Друзьями животных».
Ритва думала, что «Друзья животных» — это что-то вроде гостиницы для домашних питомцев, и, собираясь оставить там Снитте, Снатте и Снутте, взяла с собой детей, чтобы показать детям, как чудесно Снитте, Снатте и Снутте проведут лето, когда семья уедет.
— Вы хотите посмотреть, как мы будем их умерщвлять? — спросила добрая тетенька в «Друзьях животных» и открыла крышку большого ящика, где Снитте, Снатте и Снутте отравятся газом.
Юха и Марианна рыдали после этого несколько дней подряд, оплакивая Снитте, Снатте и Снутте.
Пердыша же никто никогда оплакивать не будет.
Еще одна пустая клетка в коллекцию. Вот и все.
Я люблю стоять на сцене, но гастроли — это скучища, всегда чувствуешь себя таким одиноким. Один едешь, один спишь, один ешь. Перед выступлением надо собраться с мыслями, а после — ты уже слишком устал, чтобы с кем-то встречаться.
Рестораны в Швеции неописуемо пусты. Из колонок доносится «Bridge over troubled water»[9]. На перекрестке красный свет сменяет зеленый, и наоборот. В ресторане нет никого, кроме меня и двух молодых людей, завершающих трапезу чашечкой кофе.
«Мне один друг рассказывал, что в Стокгольме какой-то тип вбежал в метро и стал стрелять из дробовика!» — говорит один.
«Правда? — удивляется другой. — Прямо-таки заряженного дробью?»
«Да… Знаешь, ни за что не решился бы жить в Стокгольме!»
Официант не говорит «пожалуйста», ставя передо мной заказ.
«Спасибо», — говорю я.
Просто чтобы услышать чей-нибудь голос.
Пицца как пицца. В колонках бренчит «Memories». Я жую. Красный свет сменяет зеленый, и наоборот. «All alone in the moonlight»[10]. На улице ни души.
Забирая тарелку, официант не спрашивает, понравилась ли мне еда.
Он вообще ничего не спрашивает.
«Спасибо, — говорю я, чтобы услышать голос. — Можно счет?»
Парни допили кофе и ушли. Красный свет сменяется зеленым, потом снова загорается красный. Официант не приносит счет. Магнитофон выключили. Я подхожу к бару и расплачиваюсь.
Пицца стоит пятьдесят пять, вода из-под крана — пять крон.
«Вы берете деньги за воду из-под крана?» — удивляюсь я.
«Да», — отвечает официант.
Я ухожу, не поблагодарив.
Гостиничный номер в точности как все шведские гостиничные номера средней руки: герметичный и звукоизолированный.
Гардины, кровать, покрывало, кресло и диван розовые. Все дерево розового цвета. Всю ночь развлекает MTV. На часах половина одиннадцатого. Еще тринадцать часов мне сидеть одному в гостиничном номере.
Я звоню на свой автоответчик.
«Сейчас меня нет дома, но вы можете оставить сообщение после второго сигнала, и я перезвоню вам, как только смогу».
Просто чтобы услышать голос.
Воскресенье. Бенгт занят установкой только что купленных солнечных часов.
В Сэвбюхольме нет сада, в котором не нашлось бы места солнечным часам. Даже там, где никогда не показывается солнце, имеются они — солнечные часы.
В Сэвбюхольме солнечных часов больше, чем счастливых людей.
По воскресеньям у Бенгта есть время взяться за семью, осмотреть дом и поковыряться в саду. Ради выходных и живешь.
— Йессэр! Ради них и отпуска.
Начхать, что весь отпуск идет дождь.
— Йессэр! Какого лешего, однова живем, и какая разница будет через сто лет, и Рождество только раз в году, или как там говорят?
Как там говорят?
Бенгт смотрит на часы, щурится на солнце и поворачивает тяжелые часы, чтобы они показывали верное время.
9
Популярная песня дуэта Саймона и Гарфункеля из их последнего совместного альбома 1970 г.