– Ох, нет. Господи боже, нет.
В следующий миг Грета уже прижимала свой голубой шарф, тот самый, что Лили иногда надевала тайком, к ее носу. Лили рухнула в ее объятья, слыша ее тихое, словно баюкающее:
– Лили, как ты? Лили, умоляю, скажи, что с тобой все в порядке. – А потом: – Он тебя ударил?
Лили покачала головой.
– Как это произошло? – допытывалась Грета, большими пальцами массируя ей виски.
Лили не могла ничего сказать и лишь смотрела, как Хенрик в страхе улепетывает от Греты через всю площадь, быстро перебирая длинными ногами. Кончики его тугих кудрей подпрыгивали на бегу, четкий стук подошв по булыжной мостовой пугающе напоминал плоский звук, с каким отцовский кулак влетел в скулу Эйнара, когда Вегенер-старший обнаружил, что сын стоит посреди кухни в бабушкином фартуке и к его шее прижимаются губы Ханса.
Глава шестая
Тем летом агент, который продавал картины Эйнара, согласился на две недели выставить десять работ Греты. Эйнар лично попросил об этом одолжении. «Моя жена постепенно отчаивается», – так начал он письмо герру Расмуссену на листе почтовой бумаги, хотя Грете о содержимом послания знать не полагалось. Эйнар попросил ее отнести письмо на почту, а та, к несчастью, вскрыла его при помощи пара от чайника и собственного ногтя, – просто так, без особых причин, за исключением того, что по временам ее разбирало жгучее любопытство, чем занимается муж в ее отсутствие: что он читает, где обедает, с кем и о чем беседует. И вовсе не из ревности, уговаривала себя Грета, аккуратно запечатывая конверт. А просто потому, что она его любит.
Расмуссен был лысым вдовцом с узкими, как у китайца, глазами. Он и двое его детей жили в квартире недалеко от Амалиенборга[21]. Когда он пообещал выставить самые свежие холсты Греты, она испытала искушение отказаться от его помощи, однако, подумав, решила, что отказываться не стоит. Эйнару она с притворной застенчивостью сказала:
– Не знаю, договаривался ты о чем-то с Расмуссеном или нет, но, слава богу, он здесь.
В мебельном магазине на Равнсборггаде она купила десять стульев и обтянула сиденья красным дамастом. Стулья Грета поставила в галерее, по одному перед каждой картиной.
– Чтобы зритель мог посидеть, подумать, – объяснила она Расмуссену.
Потом она написала редакторам всех европейских газет по списку, который они с Эйнаром составили за несколько лет. В приглашениях говорилось о «важном дебюте» – Грета сперва не соглашалась на эти слова, так как они казались ей слишком хвастливыми и намекающими на желание заработать, однако, по настоянию Эйнара, все же оставила их в тексте.
– Ну, если так надо, – вздохнула она.
Грета лично отнесла приглашения в редакции «Берлингске тиденде», «Национальтиденде» и «Политикен», причем на пороге последней ей преградил путь ехидный клерк в маленькой серой шапочке.
Гретины полотна отличались большими размерами и блестели от многослойного покрытия лаком – процесс лакирования художница разработала сама. Поверхность картин была такой твердой и глянцевитой, что их можно было мыть, как оконные стекла. Немногие критики, посетившие галерею, пробирались между стульями, обтянутыми красным дамастом, и ели медовое печенье, выложенное на серебряном блюде. Грета сопровождала критиков, чьи блокноты для заметок оставались открытыми и подозрительно пустыми.
– Это Анна Фонсмарк. Ну, вы знаете, певица. Меццо-сопрано, – говорила Грета. – Не представляете, каких трудов мне стоило уговорить ее позировать! – Или: – Это портрет королевского меховщика. Обратили внимание на венок из меха норки в нижнем углу? Это символ его ремесла. – Произнеся нечто подобное, Грета немедленно начинала об этом жалеть: собственные бестактные комментарии звенели у нее в ушах, словно отражались эхом от лакированных полотен. Она вспоминала мать и краснела. Однако иногда Грету переполняла такая кипучая энергия, что остановиться, подумать и спланировать свои действия она просто не успевала. Энергия служила той жидкостью, что циркулировала внутри ее «западного стержня».
Ей пришлось признать, что часть критиков приходила только потому, что она была женой Эйнара Вегенера.
– Как продвигается работа у Эйнара? – интересовались некоторые. – Когда ожидать его следующую выставку?
Один критик пришел из-за того, что Грета была калифорнийкой и он хотел расспросить ее о местных пленэристах – можно подумать, она вообще что-то знала о бородатых дядьках, которые смешивали краски под ослепительно ярким солнцем Лагуны-Нигель[22].
21
Королевский дворец Амалиенборг (дат.