17. Затем понтифик почтил его великими и многочисленными дарами, равно и королеву Ирмингарду и всех его знатнейших и слуг. И в ближайшее воскресенье[79] в церкви перед мессой в присутствии духовенства и всего народа он освятил его и помазал императором[80]; и золотую корону удивительной красоты, украшенную драгоценными камнями, которую он принес с собой, возложил на голову его. И королеву Ирмингарду он приветствовал как императрицу и возложил золотую корону на ее голову. На протяжении всего времени, что папа был там, они ежедневно беседовали об улучшении святой церкви Божьей. После того как государь император почтил его великими и бесчисленными дарами[81], втрое больше тех, что получил от него, как он всегда имел обыкновение делать, (предпочитая) более дарить, нежели принимать, он позволил папе отправиться в Рим в сопровождении своих послов, которым повелел всюду на пути своем служить ему с полным почтением.
18. Через некоторое время после своего возвращения в Рим упомянутый папа умер[82]. Позднее через откровение божье в разных чудесах обнаружилось, что тот при жизни был истинным почитателем Бога. Ему наследовал папа Пасхалий[83].
19. Возвращаясь оттуда, государь император прибыл в свою резиденцию в аахенском дворце. День ото дня он укреплялся в святых добродетелях, которые было бы долго исчислять. Он был среднего роста, имел большие и светлые глаза, ясный лик, длинный и прямой нос, не слишком толстые, не слишком тонкие губы, крепкий торс, широкие плечи, очень сильные руки, так что никто не мог с ним сравняться ни в стрельбе из лука, ни в метании копья: руки его были длинны, пальцы прямые, ноги длинные и относительно тонкие, ступни большие, голос мужественный. В греческом и латинском языках он был весьма сведущ, впрочем, по-гречески он мог лучше понимать, нежели говорить[84]; на латыни же он мог говорить так же, как на родном[85]. Во всех Писаниях он превосходно изучил не только духовный и нравственный, но и внутренний (мистический) смысл. Языческие песни, которые узнал в юности, он с презрением отверг, не желая (более) ни читать, ни слушать, ни учить (их). Он был крепок в членах, подвижен и неутомим; тяжело поддавался гневу и легко состраданию. Во всякий день по утрам он отправлялся в церковь, чтобы помолиться, (при этом) опускался на колени и касался лбом пола, смиренно молясь долгое время, иногда и со слезами; и его всегда украшали всяческие добродетели. Он был настолько щедр, — как ни в старых книгах (не читали), ни в новые времена не слыхали, — что королевские виллы, которыми владели его отец, дед и прадед, он раздал в вечное владение своим верным и составил (соответствующее) предписание, и скрепил отпечатком своего перстня, а также собственноручной подписью. Так он поступал на протяжении долгого времени. В еде и питье он был умерен, в одежде прост. Он никогда не блистал золотым одеянием, кроме как на самых торжественных праздниках, подобно тому как это имели обыкновение делать его предки. В такие дни, кроме рубахи и штанов, он носил только отделанную золотом ткань, золотую тунику, золотой пояс и сверкающий золотом меч, золотые поножи и выделанный золотом плащ; на голове он носил золотую корону, а в руке держал золотой жезл. Смеясь, он ни разу не возвысил свой голос, и когда на больших праздниках для народного увеселения перед его столом появлялись актеры, скоморохи и мимы с флейтистами и цитаристами и народ в его присутствии сдержанно смеялся, он ни разу не показал в смехе свои ослепительно белые зубы[86]. Ежедневно перед обедом он раздавал нищим щедрую милостыню и всюду, где бы ни был, устраивал около себя странноприимные дома[87]. В месяце августе, когда бывают самые жирные олени, он предавался охоте (на них), до тех пор пока не наступало время (охоты на) кабанов[88].
80
Коронация и помазание Людовика произошли в Реймской церкви, традиционном месте коронации франкских правителей со времен короля Хлодвига.
81
На протяжении всего Средневековья дарообмен, уходящий своими корнями в варварскую древность, представлял собой важнейшую форму установления социальных связей на личностном уровне. При этом любой дар непременно требовал отдарка в виде материального предмета или верной службы. В противном случае принявший дар оказывался в зависимости от дарителя, подчас нежелательной и унизительной (подробнее см.:
83
Папа Пасхалий I (817-824). Римлянин. До своего избрания был аббатом монастыря св. Стефана.
84
В период культурного подъема, названного каролингским Возрождением, в среде социальной элиты и, прежде всего, придворных интеллектуалов наблюдается рост интереса к греческому языку. В ряде крупных монастырей (Туре, Сен-Галлене, Корби, Рейхенау) активно переписывали и переводили на латынь греческие рукописи. В Аахене византиец Елисей преподавал греческий язык принцессе Ротруде и некоторым придворным. Своеобразный греческий ренессанс отразился в произведениях многих авторов каролингского времени. В сочинениях Эйнхарда, Рабана Мавра, Теодульфа и др. встречаются отдельные греческие слова и выражения. Некоторые из них использует и хорепископ трирский (orthodoxus — гл. 1; anagoge, xenodochia — гл. 19; epiphania — гл. 47). Однако в целом влияние этой культурной традиции на интеллектуальную жизнь каролингского общества не стоит преувеличивать. Владение греческим языком оставалось скорее исключением, нежели правилом. Даже такой выдающийся деятель каролингского Возрождения, как Алкуин открыто признавал здесь свое невежество. Трудно сказать со всей определенностью, насколько основательно знал греческий язык император Людовик. По всей видимости, он владел им довольно поверхностно (о влиянии греческого языка на культуру каролингского общества подробнее см.:
85
Под родным языком императора Теган понимал старо-французский, формировавшийся на базе народной латыни. В IX в. этот процесс был еще далеко не завершен, однако существование особого романского диалекта, отличного от германских, сомнений не вызывает. (Его следы отчетливо прослеживаются в знаменитой Страсбургской клятве 842 г. См.: Nithardi quattuor libri historiarum. III. 5. Ausgewaehlte Quellen...Bd. V. S. 386-461). Освоение классической латыни требовало, таким образом, гораздо меньше усилий, чем изучение греческого. Можно думать, что сочинение Августина “О Граде Божьем”, равно как и произведения других латинских авторов, которые, например, так любил слушать во время обеда Карл Великий, воспринимались им на слух без особого труда (ср.:
86
В научной литературе сложилось устойчивое мнение, что при описании внешности Людовика Благочестивого, его интеллектуальных, нравственных и физических достоинств Теган опирался на vita Karoli Эйнхарда. Однако в данном случае представляется неверным говорить о подражании. Видимо, в сознании современников существовал некий образ идеального правителя, который должен был обладать набором обязательных характеристик. В каролингскую эпоху на его формирование значительное влияние оказал монашеский идеал в его бенедиктинском варианте. Вероятно, представления Тегана и Эйнхарда восходили к одному источнику — специфической ментальной реальности. Прежде всего этим объяснялось сходство их описаний (подробнее см. статью).
87
Благотворительность, ежедневная раздача милостыни и содержание нуждающихся (бедных путешественников, паломников, странствующих священников и монахов) в странноприимных домах являлись основополагающими принципами деятельности бенедиктинского монашества. “Утешать бедных, одевать нагих, помогать несчастным, поддерживать сокрушенных сердцем” — таковы главные пункты устава св. Бенедикта, перенятого Бенедиктом Анианским при непосредственной поддержке Людовика Благочестивого.