Габриэль вечно выглядел слегка занятым, а тут на него накатило редкое удовлетворение. Но ничего похожего на облегчение или расслабленность.
— Второе кольцо подтверждает результаты. Мы заграбастали оба конца!
Бланка затрясла его руку, стряхивая с нее налет синих кристалликов.
— Мои поздравления.
Если бы второй нейтрализованный позитрон выскользнул в пространство, его было бы почти невозможно найти. Если повезет, вскоре через червоточину удастся пропихнуть фотоны, но бомбардировка столь узкой горловины, с какого бы конца ни заходить, даст на другой стороне лишь едва осязаемые результаты.
Габриэль раздумчиво пробормотал:
— Я уж начал искать, где мы ошиблись. То есть я хотел сказать… в дизайн и так уже закрались мелкие недочеты, которые вскрылись только через несколько веков. И потом, остаются области, недоступные симуляциям, где пучок электронов переходит в состояние хаоса. Все пространство состояний предстоит разметить эмпирически, а верный путь — отыскивать методом проб и ошибок. Мы допустили многие тысячи едва ощутимых просчетов, потратили время впустую, осложнили себе задачу. Но… могли ли мы просчитаться капитально? Неисправимо? Невосстановимо? Полностью и окончательно?
— А разве вопрос не кажется тебе слегка преждевременным? — Бланка скептически склонила голову. — Если это не ложное срабатывание, значит, мы только что зацепили оба конца Горнила. Это только начало, до туннеля к Проциону[61] еще много работы. Но…
Габриэль легкомысленно усмехнулся.
— Мы доказали справедливость основной посылки, а все остальное — дело техники. Вопрос персистентности. До нейтрализации этих позитронов червоточины Уилера-Кожух могли приравниваться к удобной абстракции, метафоре, полезной для низкоэнергетических оценок, но при внимательном рассмотрении беспочвенной. — Он помедлил, словно шокированный собственными речами; о такой возможности группа Горнила старалась не упоминать. — Но теперь мы показали, что они реально существуют, и поняли, как ими манипулировать. Что может пойти не так?
— Не знаю. Когда речь заходит о межзвездных червоточинах, следует учитывать, что поиск той из них, какая будет вести не в сердцевину солнца или недра планеты, может продлиться дольше запланированного.
— Это правда. Но в каждой системе заметную долю вещества составляют небольшие астероиды или межпланетная пыль — сквозь такую материю мы без труда прорвемся. И даже если мы ошиблись в расчетах порядка на три, у нас уйдет не больше пары лет, чтобы найти и расширить все пригодные для транспорта червоточины. Ты назовешь это неудачей? Посмотри-ка на глейснерианцев — они копаются по сто лет в новой системе и очень довольны собой.
— Нет. — Бланка решилась сменить подход. — Но давай подумаем, что тебе удалось доказать? Что две идентичные электрон-позитронные червоточины можно столкнуть электронными горловинами. А вдруг ты заменишь позитроны протонами, и это не сработает?
Только первозданные электрон-протонные червоточины послужили бы обходными путями к звездам. Новорожденные электрон-позитронные пары текущего эксперимента продемонстрировали, что оба конца червоточины можно сделать достижимыми в макроскопическом масштабе — и больше ничего. В теории работа с электрон-протонными червоточинами представлялась проще, но создавать такие червоточины с контролируемым расположением концов было удобно только при энергиях, не уступающих энергии самого Большого Взрыва. Габриэль не торопился с ответом. Мгновение Бланке казалось, что эта реплика его проняла.
— Это может оказаться препятствием, — признал он наконец. — Но теория Кожух недвусмысленно предсказывает, что если столкнуть электрон, зацепленный с протоном, и другой электрон, зацепленный с позитроном, то протон распадется в нейтрон, а позитрон нейтрализуется. В итоге ширина результирующей червоточины увеличится по сравнению с червоточинами вроде только что изготовленной. Пока что нет оснований сомневаться в справедливости выводов теории Кожух. Так что… — Он поморщился и прыгнул в окружение Горнила. Бланка следом.
61
Ярчайшая звезда (α) в созвездии Малого Пса, желтовато-белый субгигант спектрального класса