— Милый Влчек, человек должен думать не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем. Мы вот с божьей помощью как-нибудь скоротаем своей век. А Элшка молода, о ней нужно позаботиться. Скопить для нее деньги – видит бог– не из чего. Несколько перин да небольшое хозяйство — вот все, что когда-нибудь ей останется после нас, а этого мало. Свет держится вот на чем (при этом Пепинка делала так, будто считает деньги), а у пражской тетки их и не перечтешь. Элшка ей, наверно, понравится; мы отправили девочку в город только для ее же блага.
Господин Влчек, как всегда, соглашался с Пепинкой.
Пражская тетка после смерти своего мужа болела в течение многих лет. И если бы врач не изучил ее организм и не поддерживал ее лекарствами, — как она сама писала шурину,—она давно была бы в могиле. Но однажды Элшка написала, что у тети теперь другой врач, который посоветовал ей принимать каждый день холодные ванны, много ходить, хорошо питаться, говоря, что так она быстро поправится. Тетя послушалась его совета и теперь здорова, как никогда.
— Гм, какие новости... Ну, если так, то Элшка может тотчас вернуться домой.
Как Пепинка надумала, так и сделала. В тот же день работник выкатил из сарая коляску и отвез ее к колеснику, а Пепинка, решившая сама поехать за Элшкой, вынула из кладовки шляпу, чтобы посмотреть, не попортилась ли она. Да, у Пепинки тоже была шляпа, десять лет назад полученная в подарок от тетки, когда Пепинка гостила у нее в Праге. В Вестеце Пепинка ее не носила, но, выезжая с братом в ближайший городок, водружала шляпу себе на голову. Она должна была взять ее и в Прагу, чтобы, как говорила Пепинка, не осрамить тетку своим нарядом.
На другой день коляска была исправлена; на третий Пепинка велела подковать коней и смазать колеса; на четвертый, расставаясь с хозяйством, она послала за Барой, чтобы та за всем присматривала во время ее отсутствия; на пятый день, едва рассвело, в коляску уже положили корм для лошадей, еду для кучера и Пепинки, корзинку яиц, горшок масла и другие подарки для тетки, коробку со шляпой и узел с платьем. Наконец, после молитвы, продолжительного прощания и всяких наказов в коляску погрузилась и сама Пепинка. Работник стегнул лошадей, и они отправились в путь. Завидев эту старинную коляску, напоминавшую котел с крыльями, подвешенный между четырьмя кольями, каждый еще издали снимал шапку, хотя Пепинку, закутанную в несколько платков, в глубокой коляске среди всех пожитков и сена почти не было видно. Но крестьяне знали эту коляску, как знали ее их отцы; поговаривали даже, что этот экипаж помнит Жижку.[6]
Никто нетерпеливее не ожидал приезда Элшки, никто столько не говорил и не думал о ней, как Бара; если у нее не было собеседника, она разговаривала с Лишаем, рассказывала ему, как будет хорошо, когда вернется Элшка, спрашивала его, не соскучился ли он. Пепинка и священник, зная, как Бара любит Элшку, относились к ней благосклонно. А когда однажды Пепинка заболела, Бара так заботливо ухаживала за ней, что Пепинка окончательно убедилась в ее преданности и добросердечности. Поэтому в горячую пору она звала девушку к себе на помощь и в конце концов прониклась к ней таким доверием, что давала ей даже ключ от кладовой — у Пепинки это было самым большим доказательством ее расположения. Уезжая, Пепинка попросила Бару присматривать за домом, чему немало удивлялись все соседки и из-за чего жена церковного служителя еще больше ополчилась против Бары. Тотчас опять пошли разговоры: «Конечно, таким, как она, сам черт помогает,—ишь как она там у священника устроилась!» Предубеждение против бедной девушки еще не прошло. Но она не заботилась о том, любят ли ее люди, никому не навязывалась, не ходила на игры и танцы, делала свое дело, ухаживала за старым отцом, а дом священника был ее Прагой. В деревне, однако, слышались и другие голоса:
«Нужно отдать справедливость этой девке, потягаться с ней в ловкости и силе могут лишь немногие парни, а о девушках и говорить нечего. Кто из них может вот так, играючи, нести полные ведра с водой? А как она умеет ходить за скотом! Конь и бык, корова и овца — все ее слушаются, все она умеет. В хозяйстве такая девка — сущий клад». Но стоило какому-нибудь парню сказать: «Я бы женился на ней»,— как мамаша испуганно махала на него руками и говорила: «Нет, нет, парень, к нам в семью ее не приводи, никто не знает, что из этого получится, ведь она дикая».
6