Итак, посвящения по обету в «Дионисы», с соответствующим переодеванием и введением во храм посвящаемого отрока, который должен был в определенные праздники предстоять молящимся живой иконой бога, по-видимому, было обычной практикой позднего культа. Это напоминает обряды Сатурналий, ныне известные нам ближе по житию св. Дасия; наречение отрока Сатурнином, быть может, объясняется именно этой связью: она указывала бы на заморское, азиатское происхождение обычая.
Дионисийская религия открывала простор культу «живых икон», как впрочем, всякий оргиазм, до нашего хлыстовства включительно: ведь Дионисовы верные мистически все «вакхи». Уже Платон знает изречение, что «тирсоносцев много, но мало вакхов»[437]. Древнее происхождение этого наименования доказывают племенные имена фракийских поклонников Диониса (как сабы, бассары), произведенные от имени бога. В позднейших религиозных общинах «вакх», или «бакх», священный сан; иерархически выше его «архибакх» [438].
В надписи афинского Иобакхейона, содержащей устав орфического братства [439], упоминаются сочлены, облеченные саном архибакха, Диониса, Коры, Палемона, Афродиты, Протэвритма (по толкованию Маасса — Орфея). Временное обожествление оргиаста, испытывающего соединение с богом, им одержимого, — общая мистическая основа Дионисовой религии. Но, кажется, именно в островном круге, испытавшем восточные влияния, надлежит искать корней лишь впоследствии расцветшего и принесшего свои исторические плоды верования в повторные воплощения Диониса.
Несомненных воплощений бога можно было насчитать несколько; отсюда попытки установления их канона, не доведенные, однако, до завершения догматического. По словам Арнобия (adv. gentes, IV, 15), «теологи утверждают, что Дионисов пять». Цицерон (de nat, deor. III, 23) напоминает, что Ампелий называет девять Дионисов, Диодор же сицилийский — только трех; сам он придерживается канона пяти эпифаний. Первый Дионис, по Цицерону, рожден от Зевса и Персефоны (это — основной орфический миф); второй — от Нила ( — знакомая нам египтизация Дионисова культа) ; третий — от Кабира, основатель мистерий Сабазия ( — попытка ввести самофракийские мистерии и вместе фракийский культ в синкретическую форму Дионисовой религии); четвертый — от Зевса и Селены, патрон мистерий орфических ( — мистическая интерпретация Артемидина сопрестольничества); пятый — от Ниса и Фионы (т. е. от Зевса, одождяющего землю, и Семелы), бог триетерии.
Принципиальное утверждение плюрализма воплощений открывало неограниченные исторические возможности таковых народной психике, воспитанной на идее человекообоготворения и формами оргиастического культа, и представлениями культа героического, и религиозной практикой героизации. С Александра Македонского, зачатого от змия-Зевса македонскою менадой [440], царственные эпифании бога становятся частыми, поддержанные теократической идеей египетской и восточной монархии [441]. Ближайшими после Александра «новыми Дионисами» (neoi Dionysöi) были Птолемеи и Селевкиды. Рим взял из этого восточно-эллинистического верования столько, сколько ему было нужно для утверждения императорского культа. Но Дионис был не по нраву римлянам, и если Антоний «neos Dionysos», то Август является Аполлоновой ипостасью; только в мессианском пророчестве Вергилия божественный младенец, долженствующий вернуть золотой век, представлен в дионисийском озарении.
7. Синкретизм культов материкового и островного. Малоазийские элементы в островном культе
Оба описанные культа подобны двум рекам, воды которых и по слиянии в одном русле долго сохраняют свою разную окраску. Некоторые основные оргиастические черты были общими чертами обоих изначала. К таковым принадлежит омофагия, равно свойственная фракийско-парнасскому кругу прадионисийства и кругу островному. Ибо Дионис-Омадий на Крите и таковой же на Хиосе, как и Дионис-Человекорастерзатель (Anthroporrhaistes) на Тенедосе [442], суть исконные местные пра-Дионисы. Напротив, обряды нападения и преследования, непосредственно связанные с отправлением женских триетерии, свойственны по преимуществу культу горных менад. В островном круге, далее, не играет той роли, как в материковом, дуализм в существе самого оргиастического бога, питающий свои корни во фракийской двуипостасности Арея и Диониса. Дионис мыслится, правда, двойственным, как это показывают его двойные маски; диада составляет его природу и выражается символикой цветов — черного и красного, или пурпурового, равно ему принадлежащих [443]. Но нет на островах того враждебного противоположения между Xanthos и Melas, какое мы встречаем в элевтерейской легенде. Смягчен и ужасный лик Дионисовой сопрестольницы (Бритомартис-Диктинна, Прокрида); в островном культе она не Агриония, и оттого мы не встречаем там ярких аналогий Загрею и Актеону или тевмесской лисице.
437
Plat. Phaedr. 6, 9 C: eisi gar de, phasin hoi peri tas teletas, narthekophoroi men polloi, bakchoi de te pauroi. Schol. Aristoph. Equ. 401: Bakchon u monon ton Dionyson ekalun, alla kai teluntas ta orgia, kai tus ktydus, hus mystai pherusi.
438
Примеры из надписей: CIG. 3190 (Smyrnae): he hiera synhodos ton peri ton Brisea Dionyson techneiton kai myston Markon Aurelion Charidemu Iuliänon ton... Bakchon tu theü. Inscr. Gr. IV (Argolidis), 666 — Le Bas-Foucart, Voyage, expl., II, 142 b - Kaibel ep. 821:
Bakchoi m[e] bakchon kai Prosymnai[äi] theoi
stasanto Deüs en katereph [ei] domö[i]
ton Arche [la] ü pa[i]da ho[m]ön[y]m[on] pat[ri].
tautöi d[e] m' ex [er'] en chrono! d[a]ma[r] kly[t]6i
Bakchon L[y]aio[i] ges de pyrpho|r]oi]s] theafis]
Phoiböi Lykeilöi UV] — ktl.
439
Athen. Mitth. 1894, n. 260, 1. 116, sqq.: ho de archibakchos thyetö ten thysian toi theoi ktl. — merön de geinomenön hairetö hiereus, anthiereus, archibakchos, tamias, bukolikos, Dionysos, Köre, Palaimön, Aphrodeite, Pröteurhythmos — ta de onomata autön synklerusthö pasi.
440
По Нонну, любовь Зевса к Олимпиаде — двенадцатая страсть его к смертной женщине: dodekatos (sc. Dios eros) trielikton Olympiados posin helkei (VII, 128) Родовым культом Александр считал культ Диониса, ta bakchika: Athen. XIV, p. 659 F. О связи убийства Клита с Дионисиями см. Lobeck, Agl., p. 292. Arrhian. IV, 8; Curt. VII, 2: Alexander Clitum occidit die sacro, quo Libero Castoribusque fecerat pulvinar; Poet. Min. III, 41 с: Clitum ad Bacchi necat aram. Александр предпринимает поход в Индию в подражание вакхическому набегу Диониса (pros mimesin tes Dionysu bakcheias) и потому зовется Thriambos (Kern у Pauly-Wissowa, RE V, 1040). Срв. Plut. de Alex. fort. 10, 332 В [II, 422 Bern.]: ta Dionysu metion ichne theü genarchu kai propatoros (см. выше, о родовом культе Александра) bulomai palin en Indiäi nikontas Hellenas enchoreusai kai tus hyper Kaukason oreius kai agrius ton bakchikön anamnesai kömus. — Птолемеи вносят «neos Dionysos» в царский титул. О дионисийской процессии Птолемея Филадельфа, коей придан вид божественного фиаса, — Athen. V, 196 sqq. — Царь Митридат также Дионис: Plut. Symp. I, 6.
441
Любопытно, что строгий республиканец Эсхил в своей патриотической и свободолюбивой трагедии «Персы» не отрицает божественности Дария; он имеет к тому, как эллин, свое, независимое от персидских представлений, соединенных с proskynesis, объективно-мифологическое основание: персидские цари — потомки божественного Персея. Так любили эллины, в лучшую эпоху — бескорыстно и свободно, идею человекообожествления.
442
Euelpis Carystins apud Porphyrium de abstin. II, 55. (FHG IV, p. 408): ethyon de kai en Chioi toi ömadiöi Dionysöi anthröpon diaspöntes, kai en Tenedöi.
443
Черные имена, как Melanaigis, изобилуют в религии Диониса; все страстное и хтоническое в ней естественно облекается в одежду ночных менад мифа и хоэфор обряда. Но красный цвет и пурпуровый также — цвета смерти. Thanatos у Гомера — porphyreos. Эсхилова Клитемнестра в своих заклинательных действиях при встрече Агамемнона знает, что делает, принуждая его войти в чертог по разостланным багряницам: она не только ищет вызвать ревность вышних богов, но и обрекает мужа подземным. Плутон изображается в пурпуровом хитоне, как и Дионис. Красноликие идолы Диониса известны в ахейской Фелле (Paus. VII, 26, 11), в аркадской Фигалии (ib. VIII, 39, 6), в Коринфе (ib., II, 2, 6). Эта Окраска знаменует вместе хтоническую и фаллическую природу бога, что в его культе тожественно. Odelberg (sacra Corinthia, p. 79) уместно сопоставляет с известиями о красных идолах слова Гесихия: hiereus Dionysu Eupolis Hipponikon sköptön hös erythron/tei opsei ktl.