Совершенно ясно, что отправной пункт этой марровской схемы ничего общего не имеет с марксизмом.
Гипотеза о первоначальных четырех элементах органически вытекала из гипотезы о существовании тотемической стадии мышления. Ведь элементы, по Марру, были орудием обращения к тотему.
Если мы, следуя Ленину, отрицаем возможность существования тотемической стадии мышления, то, следовательно, всякая почва для четырех элементов исчезает.
Космическая стадия, к которой Н.Я. Марр приурочивает возникновение звуковой речи, представляет завершение тотемизма. Появляется представление о трех стихиях – верхнем, среднем и преисподнем небе. На этой стадии производственные тотемы уступают место культовым. «…Солнце же, – говорит Н.Я. Марр в статье „Постановка учения об языке в мировом масштабе и абхазский язык“, – было божеством, как и небо, по названию которого называлось и солнце, как его часть»[97].
На стадии технологической в связи с ростом производительных сил появляется название предметов и орудий труда в прямом их значении.
Надуманность и абстрактность такой схемы, абсолютно не увязанной ни с какой конкретной историей, является вполне очевидной.
Четвертым основополагающим утверждением Н.Я. Марра является теория развития значений слов, тесно увязанная с предыдущей схемой.
Звуковая речь, как уже упоминалось, по Марру начинается со стадии космического мышления. Названия верхнего, среднего и преисподнего неба переносились на сопричастные понятия, как, например, облако, луна, птица, или по закону названия части по целому, или по ассоциации образов, например – круг, время, душа и т.д. Слово, означавшее небо, переносилось также на части тела, как, например, рука, глаз, нога и т.п.; на отвлеченные понятия, такие, как совесть, вера и др. Переходя в обиход повседневной хозяйственной жизни, те же термины становятся названиями соответствующих лиц или предметов.
Таким образом, сущность семантической теории Н.Я. Марра сводится к перевоплощению первоначального названия культового тотема.
Такая схема, подкрепляемая теорией четырех элементов, открывала Н.Я. Марру новые широкие возможности для произвольных и априорных истолкований.
Небезынтересно отметить, что элементный анализ у Н.Я. Марра был теснейшим образом связан с этой схемой развития значений и подчинен ей. Рассмотрим на примерах, как Н.Я. Марр оперирует четырьмя элементами в соответствии с описанной схемой.
В статье «К семантической палеонтологии в языках неяфетических систем»[98] Н.Я. Марр производит сопоставление таких слов, как русское «конь», «око» (о-кон), «огонь», турецкое «гюн» – день, немецкое «хунд» – собака и русское «конура». Родство этих слов, по Н.Я. Марру, обусловлено, во-первых, тем, что все они содержат элемент «C», и, во-вторых, последовательное развитие таких значений весьма удобно выводится из начертанной Н.Я. Марром схемы. Слово «огонь» – это первоначальный атрибут космического термина «верхнее небо», отсюда чрезвычайно удобно выводится турецкое слово «гюн» – день, так как «день» – естественное производное «верхнего неба». Если части тела по марровской схеме были тесно связаны с космическими названиями – тотемами, то что же стоило присовокупить сюда еще слово «око», а так как первоначально домашние животные тоже были тотемами, то, естественно, ничего не мешает сюда присоединить немецкое слово «хунд» – собака. Но по закону функциональной семантики название собаки переносилось на название лошади (ср. конура). Что же теперь мешает завершить этот ряд «конем»? Такова несложная диалектика развития по Н.Я. Марру.
Также и здесь мы убеждаемся, что исследование реальных исторических связей между русским, турецким и немецким языками, исследование развития значения слов, в увязке с конкретной историей этих народов и историей их материальной культуры, фактически подменено надуманной схемой. Аргументацией служат не конкретные исторические факты, а идея потенциально возможного перевоплощения значения названий космических тотемов.