Даже лексику мы меняем не всегда. Наша революционная практика в послеоктябрьский период отнюдь не пошла по декларированному пути «стадиального» перерождения языка, грамматики, орфографии и пр., что предлагал Н. Марр.
Кстати, хочется сказать несколько слов и о фонетике. Многие рьяные почитатели Н. Марра защищают то положение, что всякое звуковое изменение является социально обусловленным. Это может относиться к тем случаям, когда такое изменение используется для основообразования (словообразования) или выражения грамматической функции, но другие случаи перебоев звуков или в зависимости, например, от смягчения, метатезы, ассимиляции и пр. не имеют такого значения. На это грубое социологизирование звукового перехода обратил в свое время внимание и Ф. Энгельс в письме к Блоху. И действительно, какие звуки русского языка мы изменили и ради какой надобности?
В этой связи хотелось бы обратить внимание и на звуковой облик элементов Н. Марра – сал, бер, рош, йон. Спрашивается: возможны ли в первобытнейшие времена у дикаря такие звуки? Ведь у животных есть звуко-шумные диффузные и нечленораздельные выявления, из которых едва ли могли выработаться и отчеканиться такие новочеловеческие звуки, да и то с закрытым слогом. Мы уж не говорим, что у африканских дикарей (бушменов, готтентотов) еще сохранилось до шести видов всасывательных и клокотательных горловых «звуков», наподобие криков индюка. Так что и по исторической фонетике не могло быть таких элементов, как сал, бер и пр., и если названия кое-каких современных племен имеют такой фонетический облик, то из этого еще не следует, что за сотни тысяч лет до нас также бытовало такое их произношение, если бы наперекор истории человеческого языкостановления постулировать даже такое бытие этих элементов.
Но Н. Марр не только устанавливает эти элементы, но и обусловливает их изменения непосредственно идеологией своего времени. В статье «Язык и мышление» он пишет: «Идеологические смены определяют звуковые изменения, в зависимости от чего в процессе развития языка первичные лингвистические элементы, числом четыре, подвергаются многочисленным изменениям в путях все того же закона противоположностей, доходя в своем развитии до состояния в один звук, гласный или согласный»[108]. Н. Марр продолжал вплоть до смерти в своих изысканиях делить слова на эти звуковые отрезки, делить совершенно произвольно во всех языках мира и давать им произвольные значения, какие нужны ему для предопределенного объяснения.
Конкретного исторического развития, неизбежного для каждого слова, он не давал. Наличная поздняя форма слова представлялась фонетически уже готовой для такого элементного анализа в ущерб подлинному его историзму. Так, пренебрегая звуковыми закономерностями, Н. Марр «устанавливает» общность слов Яфет, Прометей и Карапет. Но последнее слово армяне заимствовали у иранцев, где кара значило «род», «племя», но и «войско» (подобно грузинскому эри – «народ», «войско», русскому полк и немецкому фолк – «народ»), а персидское пет (грузинское спети) значит «начальник», «глава». Следовательно, Карапет значило «начальник рода (племени)», «предводитель», и армянское Карапет – «предтеча» не имеет никакого отношения по происхождению к семитическому Яфет и греческому Прометей.
Так произвольно, игнорируя специфику каждого языка, можно роднить и объединять любые слова. Незнанием истории слова объясняется деление слова «рука» на элементы «ру» и «ка». Между тем слог ру одно время произносился в нос (рон-), что осталось еще у поляков, и писался юсом большим, а потому нельзя его сближать с глагольным корнем «рушить» (от корня ру, что есть и в латинском – ruö – «рушить»). Такими произвольными манипуляциями слова, обозначающие руку в разных языках, превращаются в новые звуковые виды со значением женщина, вода…, сила, хитрость и т.п. На основании такого элементного «анализа» все основные особенности как немецкого, так и готского языка разъясняются как черты, общие с конкретными кавказскими языками той же, именно яфетической системы, немецкого со сванским, а готского с мегрельским и чанским («Язык и мышление»).