Вот и носильщик тяжестей — „муша“, у него за спиной подушка, набитая шерстью.
Если на голове местного жителя колпак наподобие опрокинутой чашки, то это „кро“, пришелец из Армении; если четырехугольный кусок сукна — придерживаемый на макушке шнурком, завязанным под бородою, то — имеретин, обладающий необыкновенною силою мускулов: ему нипочем взгромоздить на себя огромную ношу, напр. бурдюк с вином, целый комод, набитый всякой всячиной, или каретный кузов, и пуститься с этой ношей в гору и на далекое расстояние. Порою круглая шляпа европейца промелькнет на извозчике, который кричит во все горло: пхабардаи (посторонись).
Вот потянулась вереница двухколесных туземных экипажей, называемых „арбами“; неуклюжие колеса грузинской арбы вертятся вместе с осью; она бывает запряжена парою, четвернею, иногда шестернею буйволов и быков; на ярме сидит оборванный мальчик и хлыщет по скотине длинным ременным бичом; на арбе либо огромный бурдюк, либо целое семейство с женщинами и детьми, под прикрытием полосатого яркоцветного ковра, возвращающееся с богомолья.
Невдалеке помещается множество туземных ресторанов; почти во всякое время дня и даже ночи в открытом очаге каждого такого заведения пылает огонь, на котором готовятся разные кушанья в котлах. На сковородках жарятся картофель и котлеты; на железных прутьях нанизаны куски мяса, это — шашлык».
Описанные выше путешественниками и исследователями характерные признаки средневекового быта во времена моего раннего детства оставались только на окраинах старого Тифлиса, возле полуразрушенных остатков крепостных стен. Вдоль нынешней улицы Пушкина, на Майдане, возле Караван-сарая, ютились ремесленники, ночевали погонщики и последние караваны верблюдов.
В Сололаках же армянскими предпринимателями были возведены кварталы современных домов, и я вырос в этой вполне европейской части древнего города.
Именно в многонациональном Тифлисе, а не в Эривани создалась особая творческая атмосфера, в которой выросли лучшие представители армянской культуры и науки: писатель Ованес Туманян, драматург Габриэл Сундукян, прозаик-романист Раффи (Акоп Акопян), художник-классик Георгий Башинджагиан, братья академики, физики-атомщики Абрам Алиханов и Артемий Алиханян, академик-астроном Виктор Амбарцумян (почетный гражданин Тбилиси, доктор технических наук), композитор Арам Хачатурян, режиссер Амо Бекназаров, чемпион мира по шахматам Тигран Петросян, режиссер Сергей Параджанов и многие другие. Тифлисским армянам сейчас посвящаются многие исследования — недавно в Москве вышли две книги Сергея Мумулова о тифлисских армянах.
Грузинское население более или менее компактно проживало у Сионского собора, бывшего дворца царя Ираклия, у базилики Анчисхати. Поселение грузинских евреев было расположено от Серебряной улицы до синагоги. Множество кустарей всех национальностей из прежних цеховых объединений — «амкарств» — содержали свои маленькие лавчонки-мастерские, где можно было наблюдать за их работой, тут же можно было купить или заказать азиатские сапоги или чусты (тапочки), азиатскую одежду (чоху, архалуки, шаровары и пр.), каракулевую папаху, детскую люльку с чибухи (трубочкой, отводящей мочу младенца), медную посуду, ювелирные изделия и массу чего иного. Можно было полакомиться только что выпеченным в тонэ, аппетитно пахнущим грузинским хлебом или тонким армянским лавашем.
Здесь проживал работящий, доброжелательный, веселый люд, всегда готовый к шутке и розыгрышу. При этом складывались анекдоты, да и рождались они самой жизнью.
Каждый такой анекдот носил определенный национальный оттенок, без которого он вовсе не был бы смешным. В таких анекдотах не было ничего обидного — потому что в основе жизни города, порождающей подобные истории, было само дружелюбие.
Уже в наше время в районе старого города можно было услышать такие истории:
Житель Ленинграда заходит в хинкальную и спрашивает хозяина:
— Послушай, друг, а что такое хинкали?
— Ты что, в самом деле не знаешь, что такое хинкали? Иди сюда ближе. Кушай! Нравится? А ты откуда приехал такой темный?
— Я из Ленинграда.
— Слушай, это не тот город, что раньше Петроград назывался?
— Ну да, конечно.
— Я слышал, что у вас там в 17-м году заварушка была. Чем она закончилась?
Или такой:
Приезжий, наслышанный о тифлисской еде хаши, спрашивает холодного сапожника[5], у которого в кастрюльке мокнут толстые куски кожи для подметок:
— Слушай, друг, это у тебя хаши?