Константин Андреевич Сомов
Дневник. 1923 — 1925
© Издательство «Дмитрий Сечин», 2018
Предисловие
Жизнь русских изгнанников принято делить на две части[1]. Границу между прожитым на родине и в эмиграции часто можно провести с точностью едва ли не до минуты. На первый взгляд, так обстоит дело и с Константином Андреевичем Сомовым (1869–1939): 3 декабря 1923 года он покинул Петроград, где прожил почти всю жизнь, а несколько дней спустя — Россию. Причины и обстоятельства отъезда ясны из дневниковых записей художника[2]: уменьшение числа заказов, неприятие большевизма, эмиграция многих друзей и коллекционеров, неожиданная возможность отправиться в США для устройства Выставки русских художников[3], волнение и грусть от расставания с родной сестрой А. А. Михайловой и ее детьми.
Доподлинно неизвестно, планировал ли Сомов вернуться, когда плакал в вагоне уходящего из Петрограда поезда[4]. Скорее всего, он уже понимал, что покидает Россию навсегда. Однако его планы не имели четких очертаний: из дневника конца 1923–1925 года видно: поначалу жизнь художника за рубежом сильно зависела от внешних обстоятельств, на которые он не имел никакого влияния, и, сложись они несколько иначе, его эмигрантская биография была бы совсем другой.
Рассматривая жизненные перипетии Сомова сквозь призму его дневника, нетрудно выделить в них две основные линии. К первой относятся в основном давно известные факты: участие в организации Выставки русских художников в Нью-Йорке, трогательная поддержка со стороны живших там родственников (Е. И. Сомова и его жены Е. К. Сомовой), знакомство с С. В. Рахманиновым и его семьей, переезд во Францию из-за дороговизны жизни в США.
Вторая линия обнаруживается во многом благодаря дневнику: впечатления от кинофильмов, театральных постановок различных жанров, концертов, выставок, в том числе модернистского искусства (с произведениями некоторых, уже очень известных художников, Сомов познакомился, по-видимому, впервые). Наконец, Сомова поразила необычность уклада американского быта; состоялось несколько судьбоносных встреч. Важная сторона жизни художника — интимная — оставалась sub rosa, но ее событиями по-прежнему была проникнута повседневность Сомова. Эта вторая линия не менее важна для понимания его личности и искусства.
Сомов был отнюдь не первым русским художником своего поколения, попавшим в США. В 1913 году Новый Свет открыл другой мирискусник, Л. С. Бакст. Затем разными путями там оказались Н. К. Рерих (1920) и С. Ю. Судейкин (1922). В 1923-м, почти одновременно с Сомовым, приехали Б. Д. Григорьев, С. А. Сорин, Н. И. Фешин. Все они были опытными портретистами, а Баксту, Григорьеву, Сорину и Фешину удалось понравиться состоятельным американцам и получить заказы. Ф. И. Захаров, который, как и Сомов, был одним из организаторов Выставки русских художников, по ее окончании остался в Нью-Йорке и первое время писал главным образом портреты.
На этом фоне американская карьера Сомова-портретиста выглядит неоднозначной. Кажется, он, несмотря на многочисленные возможности получить заказы, легкомысленно отнесся к ним. Сорин познакомил его со своей покровительницей
А. Кан[5], Фешин — с предпринимателем У. Стиммелом, который ранее буквально вытащил его из советской России. Сомов не пожелал быть представленным богатейшим меценатам Э. Рокфеллер-Маккормик[6], Л. и Э. Шпейерам[7] и другим. Он пренебрег знакомством с Ч. Крейном, хотя тот принимал самое деятельное участие в делах Выставки русских художников, а впоследствии поддержал Захарова.
Единственным американским заказом Сомова был портрет Рахманинова. С последним художник познакомился благодаря Е. И. Сомову, который с давних лет дружил с композитором. Собственно, сам Рахманинов и устроил этот заказ. Картину оплатила фирма «Стейнвей и сыновья»: она производила рояли, на которых играл Рахманинов (в эмиграции он много выступал как пианист и дирижер). Портрет предназначался для создававшегося в те годы «Стейнвей-холла» — своего рода частного музея фирмы[8]. Кроме того, работу планировалось использовать для репродуцирования на рекламных плакатах, афишах концертов, конвертах грампластинок и т. д.
Сомов писал портрет уже во Франции, куда окончательно переехал летом 1925 года, но начал обдумывать его еще в США. Свой замысел он обсудил не только с самим композитором, но и с его близкими: «…к Рахманиновым. Там Женя и Елена [Е. И. и Е. К. Сомовы]. Беседовали. Обсуждали заказ на портр[ет] от Steinway’я. Решили сделать его на фоне русской весны с цвет[ущими] вишнями, лучами солнца и радугой. Русская весна, навеянная его муз[ыкой] “Весна”»[9]. Речь здесь идет о кантате на стихотворение Н. А. Некрасова «Зеленый шум» для баритона, смешанного хора и оркестра, op. 20. Композитор написал «Весну» в 1902 году; она стала популярной, и Рахманинов часто включал эту кантату в программу своих концертов. Так, в 1907-м он дирижировал ею на первых Русских сезонах — Рахманинова пригласил С. П. Дягилев, полностью освободившийся от дел прекратившего свое существование «Мира искусства». Солистом в «Весне» был тогда Ф. И. Шаляпин, с которым Рахманинов подружился в 1897 году, когда они вместе работали в опере С. И. Мамонтова[10]; отношения сохранились и в эмиграции.
1
В предисловии к этой книге затрагиваются некоторые вопросы искусства и жизни Сомова, особенно важные для понимания дневниковых записей за конец 1923–1925 г. Большая статья, предваряющая всю публикацию, находится предыдущем томе:
2
Речь идет о записях за конец 1923 г. — см.:
3
Представляется важным обратить внимание читателя на то, что Выставка русских художников в Америке не имела устоявшегося именования в относящихся к ней русскоязычных документах. Ее называли «Выставкой русского искусства», «Русской выставкой», «Американской выставкой», «Выставкой русских художников» и т. п. Нам представляется наиболее удачным последний вариант, поскольку он корреспондирует с названием творческого объединения, бывшего организационным ядром американской выставки, — Союзом русских художников. По-английски же выставка называлась «Русской художественной выставкой». Ее каталог:
10