Об ошибках Ставки и бездарности иных генералов «политические вожди» молчат.
Но, может быть, так следовало поступить и относительно правительства? Закрыть глаза на все – лишь бы оно довело войну до конца…
Если так и следовало поступить, то это было невозможно. Когда мы съехались в 1915 году в Петроград, выбора не было. Все были так накалены, что «заклеймить виновников национальной катастрофы» было необходимо Государственной Думе, если она желала, чтобы ее призыв – новых жертв и нового подъема – был воспринят армией и страной. Между Думой и армией как бы сделалось немое соглашение:
Дума. Мы «их» ругаем, а вы уже не ругайтесь, а деритесь с немцами…
Армия. Мы и будем драться, если вы «их» как следует «нацукаете»…
И вот мы «цукаем». Не довольно ли? Беда в том, что никак остановиться нельзя.
Военные неудачи, напряжение, которое становится не под силу, утомление масс, явственно переходящее в отказ воевать, – все это требует особо искусной внутренней политики.
А внутренняя политика?.. Зачем это делается – одному богу известно…
Нельзя же в самом деле требовать от страны бесконечных жертв и в то же время ни на грош с ней не считаться… Можно не считаться, когда побеждаешь: победителей не судят… Но «побеждаемых» судят, и судят не только строго, а в высшей степени несправедливо, ибо сказано: «vае viсtis!»[11].
Надо признать этот несправедливый закон – «горе побежденным», надо признать неизбежность этой несправедливости и сообразно с этой неизбежностью поступать. Надо поступать так, чтобы откупиться не только от суда праведного, но и от несправедливого. Надо дать взятку тем, кто обличает… Ибо они имеют власть обличать, так как на каждого обличающего – миллионы жадно слушающих, миллионы думающих так же, нет, не так же, а гораздо хуже. Да, их миллионы, потому что военные неудачи принадлежат к тем фактам, которые не нуждаются в пропаганде… «Добрая слава за печкой лежит, а худая по миру бежит»… За поражения надо платить.
Чем?.. Той валютой, которая принимается в уплату: надо расплачиваться уступкой власти… хотя бы кажущейся, хотя бы временной…
Интеллигенция кричит устами Думы:
– Вы нас губите… Вы проигрываете войну… Ваши министры – или бездарности, или изменники… Страна вам не верит… Армия вам не верит… пустите нас… Мы попробуем…
Допустим, что все это неправда, за исключением одного: немцы нас бьют – этого ведь нельзя отрицать… А если так, то этого совершенно достаточно, чтобы дать России вразумительный ответ…
Можно поступить разно:
1) Позвать прогрессивный блок, т. е., другими словами, кадет, и предоставить им составить кабинет: пробуйте, управляйте.
Что из этого вышло бы – бог его знает. Разумеется, кадеты чуда бы не сделали, но, вероятно, они все же выиграли бы время. Пока разобрались бы в том, что кадеты не чудотворцы, прошло бы несколько месяцев, – а там весна и наступление, которое все равно решит дело: при удаче выплывем, при неудаче все равно потонем.
2) Если же не уступать власти, то надо найти Столыпина-второго… Надо найти человека, который блеснул бы перед страной умом и волей… Надо сказать второе «не запугаете», эффектно разогнать Думу и править самим – не на словах, а на самом деле – самодержавно…
3) Если кадет не призывать, Столыпина-второго не находить, остается одно: кончать войну.
Вне этих трех комбинаций нет пути, т. е. разумного пути.
Что же делают вместо этого? Кадет не зовут, Думы не гонят.
Столыпина не ищут. Мира не заключают, а делают – что?..
Назначают «заместо Столыпина» – Штюрмера [50], о котором Петербург выражается так:
– Абсолютно беспринципный человек и полное ничтожество…
За внешность его называют «святочным дедом»… Но этот «дед» не только не «принесет» порядка России, а «унесет» последний престиж власти…
К тому же этот «святочный дед» с немецкой фамилией…
Разумеется, шпиономания – это отвратительная и неимоверно глупая зараза. Я лично не верю ни в какие «измены», а «борьбу с немецким засильем» считаю дурацко-опасным занятием. Я пробовал бороться с этим и даже в печати указал, что, «поджигая бикфордов шнур, надо помнить, что у тебя на другом конце»… Я хотел этим сказать, что нельзя всякого немца в России считать шпионом только потому, что он немец, памятуя о принцессе Алисе Гессенской [51], которая у нас государыней… Меня прекрасно поняли и тем не менее изругали с «Новым временем» [52] во главе.