У многих гортань настолько напряжена, настолько там зажат и спрятан подавленный плач, что человек живет с тяжелым грузом в груди и в итоге перестает проживать и радость тоже. Потому что плач и радость друг с другом соединены.
Люди, которые позволяют себе глубоко и свободно плакать, на самом деле очень глубоко и свободно умеют радоваться, в их глазах горит огонь, они зажигаются, загораются какой-то идеей, они могут радоваться, как дети, прыгая, смеясь, визжа. А люди, которые подавляют в себе плач или плачут только глазами, не включая все остальное тело, они и радоваться не умеют.
Александр Лоуэн в своей книге «Радость»[4] пишет о целительной силе плача, рыданий и связи радости и плача. Также он утверждает, что самое пугающее нас чувство – это печаль.
Парадоксально, но почему мы боимся печали? Ведь это не угрожающее чувство. Почему мы его боимся? Потому что очень у многих людей сознательно или бессознательно есть такая убежденность, что если он поддастся этой печали и пойдет туда, то он погрузится в такую пучину отчаяния, в такую боль, которой нет дна, в бездну. Страх перед проживанием этого глубокого отчаяния останавливает нас от встречи с печалью.
А печаль – это чувство, которое помогает нам пойти настолько глубоко внутрь себя, что никакое другое чувство не является таким же надежным проводником в глубину. Если мы идем в печаль, мы можем по-настоящему встретиться с собой.
И то отчаяние, с которым мы встречаемся по пути к этой печали, зачастую не имеет отношения ко взрослой жизни. Это отчаяние живет в нас с самого детства, а может быть, даже с младенческого возраста. Оно может быть родом из ситуаций, когда мама не приходит или не кормит вовремя, или не дает тех ласк и эмоциональной соединенности, в которых жизненно нуждается младенец. И это глубокое отчаяние внутри – оно как бездна. Но на самом деле мы можем пройти его сквозь.
В «Добаюкивании» я часто встречаюсь с этим детским отчаянием. Потому что взрослый человек, пришедший в «Добаюкивание» и ложащийся в гамак, начинает регрессировать в тот возраст, где не было слов, не было еще возможности озвучивать свое состояние. Но память в нас об этом состоянии есть. Она живет только на уровне тела, и, когда мы погружаемся в свой доречевой возраст, включаются, поднимаются телесные переживания. Многие встречаются с отчаянием. Затапливающим, огромным, лавинообразным отчаянием.
Его важно просто увидеть, признать и отплакать. Попадая в это отчаяние, не нужно выдергивать себя обратно, возвращать себя, закрывать свой плач на замок, не позволяя себе ни дышать, ни жить, ни проявляться, живя с большим комом в горле.
Когда человек хочет плакать, он встречается с комком в горле. Это многолетний подавленный плач. И когда мы плачем сегодняшнее, то вместе с этим поднимается откуда-то из глубины, активизируется этот комок чувств, переплетений, которые живут с нами с самого рождения. И когда мы в этом детском отчаянии позволяем себе прорыдаться, нас начинает отпускать это многолетнее напряжение. Освобождаются грудь, горло и челюсть.
По словам Александра Лоуэна, печаль и радость рождаются в животе, здесь же они и застревают, когда мы не позволяем себе эти чувства проживать.
Но однажды приходит благословенный момент, когда мы вдруг позволяем себе рыдать, наше тело начинает вибрировать, оживляться.
Сначала в груди появляется трепет, импульс, дыхание углубляется. Затем этот импульс опускается ниже, когда плач доходит до живота, когда мы позволяем себе животный плач, животные рыдания, когда мы включаем голос, позволяем голосу быть громким, и мы рыдаем, и мы, захлебываясь слюнями, соплями, слезами, вместе с этим позволяем этим рыданиям быть, и наше тело начинает вибрировать целиком. Так происходит исцеление.
Когда мы плачем, мы соединяемся со своей уязвимостью. Конечно, нам бывает очень страшно соединяться с уязвимостью. Когда мы плачем, когда мы открываемся в слезах, когда мы идем в это, в слезы, по-честному, то мы встречаемся с такой внутренней глубокой настоящестью, которая и является нашей душой.
И если мы хотим жить в радости, в удовольствии, проживать оргазмы и наслаждение всем своим телом, то нужно признать, что мы прежде всего встретимся с болью, страхом, гневом и печалью. Все это делает нас живыми. Если мы хотим просто проживать и получать радость и наслаждаться, но при этом мы избегаем боли и гнева, запрещаем себе плакать, то это невозможно – и это тоже нужно признать. Если я хочу жить в радости, счастье и удовольствии, то прежде всего мой путь лежит через проживание боли, отчаяния, гнева, слез, стенаний. Это вот так. Оно вот так вместе живет. Это опции, которые друг с другом соединены.