Близость русских и болгарских описаний запертой девушки побуждает говорить об их генетическом родстве и, следовательно, общем и древнем происхождении. В описаниях подчеркивается изоляция девушки от ветра, солнца (светил) и людей, что удивительнейшим образом совпадает с изученными Д. Фрэзером табу у многих народов мира, применявшимися в отношении девушек, когда у них появлялись первые признаки половой зрелости[143]. На славянской почве такого рода запреты в идентичной форме не фиксировались. Тем большую ценность приобретает это древнее типическое описание, первоначальное значение которого в эпической поэзии славян, конечно, забыто.
46. Алеша Попович и сестра Петровичей. Печатается по тексту сборника: Григорьев, I, № 82 (118). Записано А. Д. Григорьевым в 1900 г. в д. Шотогорка на р. Пинеге (Архангельская губ.) от Марии Дмитриевны Кривополеновой, 57 лет, неграмотной, родом из д. Усть-Ёжуга (при начале пинежско-мезенского тракта), где она переняла старины от своего деда.
Былина традиционна лишь в первой своей части, по 50-й стих. Далее ее содержание было развито, видимо, самой Кривополеновой. В этой обработке примечательна роль Алеши Поповича, постоянно хитрящего, подающего советы то Петровичам, то их сестре, неуклонно ведущего свою режиссуру до вполне традиционного увоза. При этом певица не заметила алогизма ситуации, когда Елена идет в церковь и возвращается из нее без сопровождения братьев. Именно в этой ситуации Алеша Попович мог бы беспрепятственно ее увезти. Однако певица помнила, что увоз по традиции должен был совершаться в иной ситуации и на глазах у братьев, и потому допустила алогизм.
47. Братья Збородовичи. Печатается по тексту сборника: Киреевский, в. 2, стр. 67—69. Записано в первой половине XIX в. в Шенкурске Архангельской губ.
В этом варианте братья, подобно Змею Тугарину или Идолищу, в гневе мечут ножи в Алешу Поповича. Былина «Илья и Идолище» в этом районе не записывалась. Зато подробный ритмизованный пересказ былины «Алеша и Тугарин» был записан почти одновременно с публикуемым текстом в Шенкурском у. (Афанасьев, 1957, т. 3, № 312). Поэтому можно допустить, что исполнителю публикуемого текста была известна былина «Алеша и Тугарин», откуда он и взял этот мотив.
Эпизод увоза здесь заменен непосредственным сватовством Алеши Поповича.
48. Олеша Попович и сестра братьев Долгополых. Печатается по тексту сборника: Ончуков, № 3. Записано Н. Е. Ончуковым в 1902 г. в д. Чуркина на р. Пижме (левый приток Печоры) Усть-Цилемской вол. от Федосьи Емельяновны Чуркиной, 55 лет, грамотной, родом из д. Аврамовской на той же реке, где она и «поняла» старины от своего родного дяди.
Название текста, по-видимому, дано собирателем, так как в самом тексте не встречается прозвище «Долгополые», известное по некоторым вариантам былины «Гибель богатырей» и по различным эпическим текстам книжного происхождения.
Текст исполнен в хорошей традиционной манере. В то же время он — поздний по ряду признаков (участие на пиру думных бояр, купцов, крестьян и жен купеческих, этикет на пиру, благочиние Алешиного сватовства). Описание сватовства, с разрешения князя и с участием Ильи Муромца и Добрыни Никитича, следует считать новинкой, введенной местной традицией или даже самой певицей: по мнению Н. Е. Ончукова, певица «прибавляла от себя, по кр[айней] м[ере] передавала своими словами то, что не знала, как поется» (там же, стр. 4). Столь же чинное сватовство, заменившее собой лихой увоз, встречается еще в вариантах из Нижней Зимней Золотицы.
49. Алеша Попович и сестра Петровичей-Бродовичей. Печатается по тексту сборника: Григорьев, I, № 68 (104). Записано А. Д. Григорьевым в 1900 г. в д. Городец на р. Пинеге (Архангельская губ.) от Варвары Чащиной, 58 лет, родом из д. Веегоры, где и переняла старины.
Текст подвергся местной переделке. Своеобразна льстивая похвала братьев князю Владимиру. Типическое место о запертой в тереме сестре здесь заменено описанием идеальной девичьей красоты, обычно встречающимся в других былинах («Женитьба князя Владимира», «Иван Годинович»). Здесь это описание звучит алогично по отношению к последующему возражению Алеши Поповича.
Любопытен укор Алеши Поповича в заключительных стихах. Параллели к нему обнаруживаются лишь в вариантах с Зимнего берега. Он — несомненно нововведение, возникшее в условиях постепенного бытового приземления эпоса на Севере. Совпадение в этом отношении пинежской записи с золотицкими побуждает допускать, что между этими пунктами записи в прошлом имелись какие-то прямые или опосредованные связи.
142