За исключением работы И. Созоновича, где в духе школы заимствования былина «Добрыня и Алеша» показана на широком европейском фоне[149], в дореволюционной науке былина специально не исследовалась[150]. Возможно, убежденность ученых в «международном»[151] характере сюжета, т. е. в том, что он был заимствован с Востока или с Запада, исключала для них необходимость конкретного анализа былины. В советской науке краткий обзор различных версий былины сделала А. М. Астахова и анализ былины провел В. Я. Пропп[152]. В настоящее время их суждения можно в значительной степени уточнить.
Былина «Добрыня и Алеша» создавалась, несомненно, уже после того, как стали широко известными эпические песни, посвященные каждому из этих героев в отдельности. Ранее Добрыня Никитич и Алеша Попович сталкивались только с этническими противниками (змеем, Тугарином, татарами). Этот былинный канон теперь преодолевается. В былине «Добрыня и Алеша» сталкиваются два русских, два своих этнических героя. Для ее создателей борьба с чужеземными захватчиками была гораздо менее актуальной, чем конфликт между своими героями.
Распространение былины на былых порубежьях Московского государства конца XVI — конца XVII вв. свидетельствует о ее позднем возникновении. И вместе с тем примечательно, что былину «Добрыня и Алеша» совсем не записывали в Шенкурском уезде и на Алтае, в низовье Индигирки и Колымы, она непопулярна на Пинеге и на Печоре. В эпической традиции всех этих районов Алеша Попович выступает как героическая личность, именно там были записаны самые интересные варианты былин «Алеша и Тугарин», «Алеша и сестра Сбродовичей» и др. К эпической традиции этих районов примыкает и сборник Кирши Данилова, где наряду со сводным текстом «Алеша и Тугарин» имеется индивидуальная обработка былины «Добрыня и Алеша», в которой конфликт между героями почти полностью отстранен. В то же время былина «Добрыня и Алеша» очень популярна в пределах б. Олонецкой губ. и в бассейне р. Онеги, где другие эпические песни об Алеше Поповиче почти не записывались. Такие факты нельзя объяснить лишь избирательностью носителей эпической традиции.
149