Переодевание Добрыни скоморошиной типично для олонецких вариантов. Певцы других районов обычно переодевали Добрыню каликой перехожей.
У А. Е. Чукова Добрыня не прощает Алеше только ложь о его смерти и вызванное ею горе его матери. А это значит, певцу была непонятной или безразличной церковная норма — запрет выходить замуж или жениться для лиц, находящихся между собой в каком-либо родстве, включая кумовство и крестовое братство. Как и А. Е. Чуков, многие олонецкие певцы повторяли традиционный наказ Добрыни жене не выходить замуж за крестового (названого) брата, но допускали наказание Алеши только за ложную весть о смерти Добрыни.
Формулы типа «Ухватил Алешку за желты кудри...» (ст. 320—322) употребляются в различных былинах[161]. К ней певцы прибегали в тех случаях, когда требовалось показать презрительное отношение героя к своему противнику, недостойному поединка.
Формула типа «Всяк-то, братцы, на веку женится...» (ст. 326—329) встречается только в олонецких вариантах этой былины.
Варианты типа записанного от А. Е. Чукова затем осложнялись различными вставками и мотивировками, призванными объяснить отъезд Добрыни, описать его пребывание в отъезде, усилить роль князя Владимира или других персонажей.
59. Добрыня и Алеша. Печатается по тексту сборника: Гильфердинг, II, № 145. Записано А. Ф. Гильфердингом в 1871 г. от Николая Филипповича Дутикова, крестьянина д. Конда Кижской вол. (Заонежье).
В этом варианте место традиционного диалога между Добрыней и матерью заняла иная сцена. Алогично сообщение Добрыни сразу о двух целях отъезда: о намерении поискать названого брата Илью Муромца и о задаче князя Владимира. Певец, несомненно, слышал две разные версии былины и не везде логично их соединил. Это подчеркивается еще и тем, что Добрыня оставляет мать и жену под опекой Ильи Муромца (ст. 24—25).
Поиск названого брата Ильи Муромца как цель отъезда Добрыни был отмечен записями еще в Кирилловском у. Вологодской губ., на Кенозере, в Москве, Саратове, Минусинском округе и в сб. М. Суханова. Ни в одном из этих текстов цель отъезда не реализована, поэтому остается загадочным, была ли она когда-либо развернута в особый сюжет. Возможно, поиск названого брата включен сюда только в виде мотивировки под влиянием былин типа «Королевичи из Крякова» и «Братья Дородовичи».
В тексте нет ни единого упоминания о крестовом братстве Добрыни и Алеши: Добрыня запрещает идти за него замуж только потому, что он — «бабий насмешничек». Эта очень поздняя мотивировка свойственна певцам, оценивавшим Алешу по его принадлежности к поповскому роду.
Неясно, что собой представляла «дружинка», с которой поехал Добрыня (ст. 53). Сопровождение героя дружиной очень редко встречается в русских былинах и совсем не характерно для Добрыни, Алеши, Ильи Муромца.
Примечателен лаконизм певца в описании того, как Настасья Никулична выходила замуж за Алешу. Лишь в конце (ст. 150) в алогичной форме сообщается, что ее сватал князь Владимир. Это, вероятно, означает, что певец усвоил тексты, где роль князя была пассивной.
Интересен эпизод встречи Добрыни с каликой Раньжей. Добрыня спрашивает его не только о событиях в Киеве, но и о самом себе. Следовательно, для калики Добрыня тоже остается неузнанным. Именно этим эпизод, почти не встречающийся в олонецких текстах[162], отличается от сходных эпизодов в других вариантах былины, где роль вестников, сообщающих о свадьбе Алеши, нередко выполняют также калики (старицы).
Несомненным забвением Н. Ф. Дутикова надо считать то, что Добрыня переодевается дома в платье богатырское. Это алогично для предстоящей роли гусляра.
Певец до предела сжал сцены свадебного пира. В его трактовке Настасья и Добрыня, не спрашивая разрешения у князя Владимира, обоюдно подносят друг другу чару. Этим текст близок к обрядности крестьянской свадьбы, сохранившейся кое-где до сих пор: невеста обходит гостей с чарой, а гости, выпив ее, бросают в чару или на поднос свои подарки невесте.
60. Добрыня и Алеша. Печатается по тексту сборника: Гильфердинг, II, № 107. Записано А. Ф. Гильфердингом в 1871 г. от Андрея Васильевича Сарафанова, крестьянина д. Гарницы Сенногубской вол. (Заонежье). Собиратель отмечает, что исполнитель петь не может и «передает былины прозаическим пересказом» (там же, стр. 235).
Версия А. В. Сарафанова уникальна и, свидетельствуя о его импровизаторских способностях, интересна своеобразной антикняжеской трактовкой. Начальная часть былины (ст. 1—43) не имеет параллелей среди других вариантов. В ней сказитель обыграл традиционный мотив заключения богатыря (Ильи Муромца, Дуная, Сухмана) в темницу и закрепил его за Добрыней.