Ханано вылезла из паланкина, я толкнула обитую крышу, но замки заржавели. Прежде она открывалась и откидывалась. Если отцу случалось спешить, он не раз одевался, пока носильщики несли паланкин, а Дзия, бежавший рядом, ему помогал.
— Вот ещё один паланкин, и красивее твоего, Ханано, — прощебетала Тиё из-за лестницы, — только у этого нет дверей.
— Ма-а! Ма-а! — рассмеялась сестра, подойдя к Тиё. — В этом не ездят, малышка. В этом купаются!
Сестра подняла и усадила Тиё в огромную красную лакированную лохань, которая, сколько я себя помню, всегда стояла в углу нашего хранилища. Мы держали в ней коконы шелкопряда, пока служанки не вешали их на веретено и не сматывали шёлковую нить в клубки, отбирая её у бедных маленьких сварившихся обитателей коконов. Края лохани потёрлись, но нигде ничего не облупилось, поскольку лак делали ещё в прежние времена и он до сих пор казался бархатистым; под блестящей поверхностью, точно водоросли в чистом ручье, виднелась лента, сплетённая из бамбука. Ванна, должно быть, была очень старая, поскольку в нашу семью она попала вместе с прочим приданым моей прапрапрапрабабки, дочери даймё Ёдо, Инаба-но-ками.
— Тиё, вылезай оттуда! Вылезай и иди сюда! — позвала Ханано. — Я нашла деревянный цилиндр — правда, подкладка у него странная, — добавила она, заглянув в шляпу.
Ханано стояла в тёмном углу, где на полке лежала куча всякой всячины. В руках у Ханано была высокая крышка с неглубокого ведёрка из светлого дерева, со дна ведёрка посередине торчал крепкий острый шип. Эта вещь принадлежала отцу, её всегда хранили в закрытом шкафчике над токономой в гостиной.
— Идёмте наверх, — выпалила я. — Сестра, ты ведь покажешь девочкам свой шёлковый свадебный головной убор[88]? Они ни разу не видели традиционную свадьбу, когда убор целиком закрывает голову невесты.
Я поспешно увела детей наверх по узкой лесенке. Не хотелось объяснять им, зачем нужно ведёрко с шипом. Их современное практическое образование не позволит прочувствовать ту глубокую гордость, из-за которой многие самураи былых времён, если им случилось провиниться перед законом, предпочитали наложить на себя руки, дабы не опозорить семью своей публичной казнью[89]. И в таких вот ведёрках — а они были в доме каждого самурая — доставляли ко двору голову самурая в доказательство, что закон соблюдён. После того как власти опознают самурая, его голову с подобающими церемониями возвращают родным, а самурая хоронят с почестями, поскольку он целиком искупил вину.
Разумеется, наше ведёрко никогда не использовали по его страшному назначению. Время от времени на нём крепили моток конопли, когда досточтимая бабушка или Иси сматывали её, чтобы сучить. Ведёрко для этого дела подходило не хуже, чем корзинка для кудели. Да и оба предмета были настолько похожи, что корзинки для кудели даже не клали невесте в приданое, хотя в ту пору все прочие прядильные приспособления считались для него обязательными.
Верхнюю комнату хранилища заливал свет из прорубленных в толстой стене узких оконцев, забранных железными решётками. Ставни — по сути, тяжёлые оштукатуренные двери — были открыты, по комнате гулял приятный сквознячок, так что наверху было прохладно и свежо. Вдоль стен стояли комоды и большие деревянные сундуки, обитые полосами железа; на некоторых я заметила герб Инагаки. Я легко догадалась, что лежало в этих сундуках и комодах, поскольку у сестры было полным-полно вещей, необходимых для деревенского дома. Были тут и подушечки, обитые шёлком, и круглые подушки для мужчин, и лакированные хакомакуры, деревянные подушки под шею, и большие москитные сетки, крепившиеся шнурами к потолку по углам и таким образом защищавшие комнату целиком, и всевозможные подушки — мягкие, плотные, из тяжёлого шёлка, для зимы; тонкие, летние, сплетённые из соломы; бамбуковые, в косичку, для крыльца; плетённые из верёвок — для кухни; круглые, прямоугольные, блёклые и яркие, в узорах — ибо подушки служили нам стульями и в каждом доме имелся запас на все случаи жизни.
— А здесь лежат мои «драгоценные платья». — Сестра жестом указала на невысокие комоды. — Та одежда, которую я ношу постоянно, хранится внизу, чтобы проще было достать, эти же наряды — не все, но некоторые — в нашей семье уже двести с лишним лет.
89
Самурай делал себе сэппуку (харакири), а голову ему отсекал помощник-кайсяку.