После кончины отца дом наш осиротел. Нельзя сказать, что в первые сорок девять дней, когда «душа парит над родной крышей», меня одолевала тоска: в святилище постоянно горели свечи, курились благовония, и я чувствовала, что отец рядом. Да и все домашние c любовью хлопотали в память о милом усопшем: для буддистов смерть — путешествие, и в эти семь недель мать с Дзией спешили исполнить забытые было обязанности, выплатить все долги и устроить наши дела таким образом, чтобы на сорок девятый день душа, свободная от оков, могла счастливо отправиться в странствие в Чистую землю[19].
Но когда оживление хлопотных дней схлынуло и свет в алтаре теплился лишь в часы ежедневных служб, явилось и одиночество. Я по-детски буквально верила, будто отец бредёт по красивой дороге вместе с другими путниками, все они в белых одеждах с надписями, которые сделали священнослужители, в шапках странников и в соломенных сандалиях — то есть в том, в чём их погребли, — и с каждым днём он уходит всё дальше и дальше от меня.
Время шло, жизнь понемногу возвращалась в колею, но всё и вся словно бы изменились. Дзия уже не мурлыкал за работой старинные народные песни, а жизнерадостный голос Иси так поскучнел, что и сказки мне слушать уже не хотелось. Бабушка чаще и дольше обычного полировала медное убранство святилища. Мать, как всегда спокойная и невозмутимая, занималась делами, но в улыбке её сквозила печаль. Мы с сестрой шили, читали вместе, но уже не хихикали, не лакомились сластями. А когда вечерами мы собирались у бабушки вокруг очага-котацу, беседы наши неизменно съезжали на скорбные темы. Даже в людской, где разговоры и смех, как и прежде, мешались со стуком прялок и ступок, в которых мололи рис, не чувствовалось былого веселья.
В ту пору ничто меня так не утешало, как визиты в храм с мамой и Иси. Мамина служанка, Тоси, неизменно следовала за нами, несла цветы на могилы. Сперва мы заходили в храм засвидетельствовать почтение священнослужителю, моему многоуважаемому учителю. Он угощал нас чаем с пирожками, потом провожал к могилам, а мальчик-монах нёс деревянное ведёрко с водою, на поверхности которой плавал бамбуковый ковшик. Мы кланялись могилам и потом из уважения к усопшим поливали водой из ковшика основания высоких серых камней. Жители Нагаоки так почитают прошлое, что и через много лет после смерти моего отца мать говорила, что, как ни придёт к нему на могилу, надгробие всегда влажное: значит, отца навещают друзья и бывшие слуги.
15 февраля, в день, когда Будда достиг полной Нирваны, мы с Тоси отправились в храм, захватив в подарок священнослужителю лакированную коробочку с маленькими данго, слепленными в форме различных зверушек, — в знак того, что у смертного одра Будды собрались все живые существа, кроме кошки. Добрый старый священнослужитель поблагодарил нас, отложил несколько данго на тарелку, поставил ненадолго перед алтарём, а потом забрал, чтобы съесть на обед. В тот день он растроганно попрощался со мною, поскольку вскоре хотел навсегда покинуть Тёкодзи.
Тогда я не понимала, зачем ему уходить из храма, где он так долго служил и который так нежно любил, но впоследствии я узнала, что, несмотря на всю его преданность храмовой жизни, разум его оказался сильнее веры и он дал обет нищеты, готовый сносить всеобщее презрение.
Однажды вечером после сильного снегопада мы с бабушкой уютно устроились возле котацу в её комнате. Я сматывала в клубки конопляную пряжу: из неё должны были сплести москитную сетку для приданого моей сестры, и бабушка учила меня искусно сучить ворсистую нить.
— Досточтимая бабушка, — воскликнула я, вдруг вспомнив, о чём собиралась ей сообщить, — я забыла вам рассказать, что завтра мы в школе будем играть в снежки. Хана-сан возглавит одну команду, а я другую. Нам предстоит…
Я так увлеклась рассказом, что вновь упустила нить, и она запуталась. Я дёрнула нитку, но сделала только хуже.
— Подожди! — бабушка потянулась помочь мне. — За работой нужно петь песню о том, как конопляную пряжу сматывают в клубки. — И, распутывая нить, запела дрожащим голосом:
— Впредь не забудь! — добавила бабушка и протянула мне распутанную пряжу.
— Я думала об игре в снежки, — виновато призналась я.
— Эцубо, — с упрёком промолвила бабушка, — твоя старшая сестра до свадьбы заготовила достаточно конопляной пряжи для москитных сеток в свой будущий дом. Тебе пошёл одиннадцатый год, тебе надлежит вести себя женственнее.
19
Чистая земля — пространство, которым руководит Будда Амида и где можно достичь просветления.