В тот вечер мы с матушкой навестили мисс Хелен. В её просторной тихой гостиной на отрезе белоснежной материи стояла ель, большая, душистая, блестящая огоньками и разноцветными украшениями. Как же это было красиво! Эта высокая дивная ель напомнила мне — так американский небоскрёб может напомнить о крохотной пагоде храма — волшебную ветвь на нашем празднике кокона[64], на которую вешают множество украшений в виде всех символов этого дня (их выдувают из сахара). Матушка и отец мисс Хелен тоже присутствовали, и мы разговорились о праздниках в Америке и в Японии. А потом их маленькая племянница вместе с соседской девочкой спели нам рождественские гимны, и сердце моё переполнила радость: наконец-то настало идеальное Рождество!
Наутро после Рождества выпал первый снег, сухие перистые снежинки туманом висели в воздухе; на метели в Этиго, когда с неба валят мокрые хлопья, это было похоже не больше, чем легчайший шёлковый очёс на тяжёлую хлопчатобумажную вату. Снег шёл весь день, к ночи усилился, и когда мы проснулись на следующий день, вокруг было белым-бело.
На повороте нашей подъездной аллеи, в том самом месте, где она переходила в широкую проезжую дорогу, стоял домик кучера. Трое его детей попросили у матушки разрешения слепить снеговика на нашей задней лужайке. Матушка согласилась, и начались преинтереснейшие вещи! Дети скатали большой снежный ком, на него поставили второй, а на него третий, поменьше. Потом, как следует похлопав по верхнему кому ладошками в красных варежках, сделали снеговику лицо — черты его получились грубыми, — а из угольков блестящие глазки и ряд пуговиц. Нахлобучили на снеговика старую отцову шляпу, всунули в рот раздобытую где-то трубку — и готово дело. Получившееся неуклюжее бесформенное создание напомнило мне Дарума-сама — индийского святого, чья вера стоила ему ног.
Вот уж не ожидала увидеть в Америке этого буддийского святого! Однако схожесть меня позабавила, и я повеселила детей историей о том, как неунывающий обработчик риса отшвырнул пестик прочь, основал новую религию и попросил не поклоняться своему образу, а изготавливать в виде него смешные игрушки, чтобы дети брали их в руки и радовались. Позже я видела таких Дарума-сама и в прочих местах, не только у нас на лужайке. К моему удивлению, приземистая фигурка в алом наряде была всем знакома, а вот имя святого и его история — нет. Я за свою жизнь повидала немало игрушек в виде Дарума-сама, сделанных для неаккуратных детских ручек, но пришла в изумление, увидев однажды вечером эту куколку-неваляшку в качестве утешительного приза за игру в карточки.
— Странный, однако, приз за игру в карточки, — сказала я Мацуо. — Почему выбрали именно Дарума-сама?
— Ничуть и не странный, — возразил Мацуо. — Очень даже уместный. Он никогда не теряет равновесия, и стоит ему наклониться, как он тут же встаёт, — чем не утешительный приз? Он словно говорит: «Падаю лишь на миг». Понимаешь?
В Японии к Дарума-сама относятся без должного уважения, но с большой теплотой, и когда мы с Мацуо шли домой с того вечера, меня обуревали двойственные чувства. Наконец у железных ворот я глубоко вздохнула — преданную душу мою щемило смешное желание заступиться за Дарума-сама — и, к удивлению Мацуо, призналась: «Жаль, что ни ты, ни я не выиграли этот утешительный приз!»
Снег обычно у нас лежал считаные дни, не дольше, но матушка со смехом объявила, что американские боги погоды, видимо, приготовили для меня особую зиму, дабы я не скучала по дому. Во всяком случае, снег валил не переставая, и в окрестностях стали показываться санки — лёгкие повозки со смеющимися дамами в мехах и ярких развевающихся шарфах. Точно сцена из спектакля. Не то что у нас в Этиго, где мужчины в соломенных сапогах тянут по высоким сугробам тяжёлые сани — их мастерили для трудов, не для развлечений — и ритмично напевают «Эн — яра-я! Эн — яра-я!». Я скучала по чистоте безоблачных небес Этиго, по заснеженным склонам гор, ведь в Америке через считаные дни угольный дым украл свежесть и белизну нашего снега — правда, радости детям не испортил. На каждой лужайке стояли Дарума-сама, улицы заполонили мальчишки, играющие в снежки. Как-то раз из окна я увидела задорную снежную битву: горстка мальчишек осаждала своих героически оборонявшихся товарищей, те спрятались за двумя бочками и доской с наваленным под неё снегом. Когда нападающие объявили перемирие и побежали за подкреплением, я подняла окно и громко зааплодировала.