В пустом святилище я держала книги и детские шляпки. Даже Таки не возражала против того, что мы складывали туда «дорогие предметы», как она их называла, поскольку японцев учат уважать книги как «плоды умственного труда», а шляпы — потому что их носят на почтенном «венце тела». И всё равно она была безгранично довольна, когда я убрала их и подготовила резную деревянную нишу для тех вещиц, которые матушка привезёт из нашего большого домашнего святилища.
— Куда мы поставим святилище, которое привезёт досточтимая бабушка? — спросила Ханано, имея в виду позолоченный, покрытый лаком изысканный шкафчик, как у дяди Отани.
— Досточтимой бабушке взять с собой всё необходимое так же просто, как христианину Библию и молитвенник, — ответила я, — а мы наведём чистоту в этой нише. Досточтимая бабушка любит те вещи, которые за её долгую жизнь со всеми радостями и скорбями стали для неё святынями.
— А наш Бог и бог досточтимой бабушки знакомы друг с другом на небесах? — спросила Тиё.
Я, склонясь над резной нишей, как раз вытирала пыль, так что Ханано ответила за меня:
— Ну конечно знакомы, Тиё. Иисусу пришлось так же непросто, как и великому Будде, когда он втолковывал людям: «Бог хочет, чтобы вы были хорошими, добрыми и прекрасными». Мама же говорит, что наша досточтимая бабушка и наша дорогая американская бабушка обе хорошие и похожи друг на друга.
Пока мы разговаривали, из соседней комнаты слышался нескончаемый стук: там Судзу, засучив рукава и повязав свежую причёску сине-белым полотенцем, энергично выбивала пыль из сёдзи специальной щёточкой для бумажных дверей, короткой палочкой, к которой с одного конца привязаны бумажные полоски. Вдруг стук прекратился, и на пороге показалась Судзу. Стянула с головы полотенце, развязала шнурок, который поддерживал её рукава, и отвесила земной поклон.
— Таки-сан считает, что вода для ванны, нагретая на газу, окажется слишком грубой для нежного тела досточтимой пожилой госпожи, — сказала Судзу. — Не сходить ли мне за плотником?
Я и забыла, что в деревнях верят, будто для слабых и старых воду для ванны следует греть исключительно на дровах. Я отправила Судзу за плотником, и два часа спустя газовую спираль заменили печуркой, которую топят дровами; на этом наши приготовления завершились.
Тот вечер запомнился детям надолго. Мы все, кроме Таки, отправились на вокзал встречать мою матушку. Таки осталась дома, чтобы приветственные блюда — рис с красной фасолью и рыба, запечённая целиком, с головой, — были горячими, а когда мы приехали и в доме воцарилась весёлая суматоха, расставила в святилище привезённые матушкой реликвии и зажгла свечи. После чего, отодвинув золочёные двери — воздух наполнился едким запахом благовоний, — Таки принесла в святилище столик с угощениями, а потом и наши столики. И снова я села за трапезу вместе с матушкой, а добрые духи предков радостно приветствовали меня и моих домашних. После еды мы удалились в гостиную и провели час за тем, что Ханано назвала «поговорить и познакомиться»; наконец матушка пожаловалась на усталость, которую и без того уже выдавало её бледное лицо. Мы все собрались перед святилищем, Таки и Судзу уселись возле порога.
Как знакомо — и вместе с тем как непривычно! Пение, негромкое звучание маленького бронзового гонга, матушкин голос читает священные буддийские тексты — как часто я слыхала их из уст давно усопшего, дорогого моему сердцу! — всё дышало умиротворением. Тревога и одиночество, снедавшие меня долгие месяцы, испарились, душу мою охватил покой, какого я не ведала с тех благословенных пор, когда все члены нашей маленькой семьи были вместе, в милом, милом доме нашей доброй любимой американской матушки.
«Как похожи две части света! — думала я. — В обеих множество божков, которые мало что значат, но всем правит одна мудрая, любящая и разумная Сила; наверняка настанет день, когда мы все это поймём».
Последующие недели не скупились на новые неожиданные уроки. Прежде я полагала, что семейной преданности и естественной приязни вполне достаточно, чтобы сблизить мою матушку и моих дочерей. Но вскоре я осознала, что, хоть в преданности и приязни не было недостатка, оставалось только надеяться, что однажды, быть может, появится и взаимный интерес.
Моё стремление объединить старое с новым зачастую приводило к тому, что мне приходилось, оставив попытки, целиком принимать чью-то сторону. Если речь шла о чём-то материальном, это разве что немного стесняло; загвоздка заключалась в матушкиных старомодных взглядах, противоречивших передовым методам обучения в современных школах. Нет, матушка никого и ничего не осуждала. Все события она встречала неизменной улыбкой или любезным замечанием о «новом образе жизни», но было ясно, что она глубоко сомневается, стоит ли тратить столько времени на предметы для мальчиков в ущерб обучению икебане, чайным церемониям, игре на кото[81] и прочим женским премудростям. А физические упражнения, о которых мои дочки рассказывали с таким восторгом — девочки всем классом занимались на спортивной площадке, маршировали, задорно пели, — противоречили матушкиным представлениям о приличиях.