Слухи достигли ушей господина, но он отмахнулся от них как от нелепости. Впрочем, однажды он вошёл в просторную комнату, примыкавшую ко двору, и застал этих двоих за негромкой беседой, вдобавок — непростительное нарушение этикета — наедине. Это, разумеется, пятнало фамильную честь, и стереть это пятно, согласно кодексу чести того времени, можно было лишь кровью или — позор в тысячу раз страшнее смерти — изгнать провинившихся через водяные врата, тем самым превратив их в парий.
Пожилой господин по милосердию своему даровал им смерть почётную — от меча. Оба согласились, что приговор его справедлив. Кикуно ушла приготовиться к казни, а молодой человек медленно, торжественно и с достоинством достал два свои меча, сбросил с правого плеча верхнее платье и остался в белой шёлковой рубахе. После чего стремительным жестом ослабил пояс и, взяв в руку короткий меч, безмолвно сел на татами.
Я часто жалею обманутого господина, представляю, как он сидел там, прямой и молчаливый. Я знаю, что сердце его переполняла скорбь, а не только горечь и возмущение, но, несмотря на душевную смуту, ему надлежало хранить верность долгу, который ему диктовали тогдашние суровые нравы.
Бедняжка Кикуно сходила к сыну, обняла его напоследок — он спал на руках у няньки, — но больше ни с кем не попрощалась. Смыла помаду с губ, распустила волосы, повязала их полоской бумаги, облачилась в белые смертные одежды. После чего вернулась в комнату, где безмолвно ожидали её возлюбленный и её господин.
Неизменный обряд японского этикета провели без малейших отступлений. Кикуно встала на колени, поклонилась до земли — сперва своему господину, которого обманула, потом сидевшему подле него прекрасному юноше в девичьих одеждах. Села лицом на запад, сняла длинный пояс из мягкого крепа и туго связала свои сведённые колени. На миг сложила ладони, сжала хрустальные чётки, затем надела их на запястье, подняла кинжал и приставила к горлу его остриё. Её господин, человек строгий и справедливый, должно быть, и правда нежно её любил, поскольку сделал неслыханное. Он рывком подался вперёд, отобрал у Кикуно кинжал и вложил ей в руки собственный короткий меч Масамунэ[82], фамильную драгоценность и даже святыню, поскольку некогда его подарил деду этого самурая великий Иэясу[83].
Молодые люди погибли: юноша храбро, как самурай, но бедняжка Кикуно, падая, взмахнула рукой, задела оштукатуренную стену и оставила там пятно.
Тело юноши отправили родным с учтивым известием, что смерть его приключилась внезапно. Все поняли, в чём дело, и, как сам юноша, признали участь его справедливой. Погребли его в полночь, и в дальнейшем и в храме, и в родительском доме годовщину его кончины отмечали тихо. Но Кикуно похоронили с великими почестями, положенными матери маленького господина, и в память о ней пожертвовали немало денег на благотворительность. После чего господин запретил своим потомкам сажать хризантемы и упоминать в доме имя Кику. Младенца, чья мать по слабости духа лишила сына имени, положенного ему по праву рождения, отослали прочь, дабы позор не лёг на потомков, и фамильное имя унаследовал сын, родившийся позже.
Комнату с пятном крови заперли и не открывали без малого двести лет. Потом особняк сгорел. Когда мой отец отстроил его заново, многие родственники убеждали его оставить на месте той комнаты открытое пространство, но он отказался, отговорившись тем, что доброта живых друзей приучила его верить в доброту мёртвых. Для своего времени мой отец был человеком передовых взглядов.
А вот слуги ничего не забыли. Они утверждали, будто бы в новой комнате на штукатурке проступает еле заметный отпечаток ладони, что некогда темнел на старой стене, и рассказывали столько историй о призраках, что в конце концов моя матушка, исключительно из практических соображений, вынуждена была запереть и эту комнату.
Маленький сын Кикуно стал священником и впоследствии выстроил небольшой храм на горе. Храм расположен таким образом, что тень его накрывает одинокую безымянную могилу, над которой стражницей стоит статуя богини милосердия Каннон.
Но память о любви и сострадании не увядает. Почти триста лет мой давний суровый предок покоится средь своих родных в причудливом угольно-алом гробе, и почти триста лет потомки фамилии, честь которой он защищал, из уважения к невысказанному желанию его сердца каждый год устраивают богослужение «в память о безымянной».
83
Токугава Иэясу (1543–1616) — принц Минамото, дипломат и военачальник, основатель династии сёгунов Токугава.