– По твоей вине! – прокричал он.
Души умерших перевернулись в могилах, услышав его крик.
Венансио он не сказал ничего, а для матери припас последнюю жалобу. Он рассказал ей, что стал отцом двоих детей.
– И ты должна знать, что в Испании я оставил еще одну девочку, – выдохнул он слова, идущие из глубины сердца, едва слышным шепотом, исчезнувшим в тишине.
Он упал, как подкошенный, и ударился головой, так и не получив ни единого знака, указывающего на то, что к нему вернулась вера.
На рассвете охранники кладбища нашли его распростертым на мраморной доске с именами его предков. Они пытались привести его в чувство, били по щекам, брызгали на него водой.
Ничего.
Дон Густаво представлял собой кусок неподвижной плоти.
Они решили погрузить его на повозку. Строили догадки. Никто не ложится на имена чужих покойников, так что можно было предположить: это кто-то из Вальдесов, хозяев имения «Диана»; туда они и привезли его, но было еще так рано, что проснулась только Исабела.
– Это наш сеньор! – крикнула она, увидев его.
Втроем они сняли дона Густаво с повозки и устроили на диване в гостиной.
– Я займусь им, – сказала служанка хриплым от страха голосом.
– Пульс у него есть, – подтвердил один из охранников, после чего оба ушли.
Исабела промыла раны дона Густаво и несколько раз ударила его по щекам, пытаясь привести в сознание. Она никогда не видела, чтобы живой человек был так похож на покойника.
Она расстегнула ему воротничок рубашки и пуговицы до середины груди. Мошкара облепила его руки, рассчитывая напиться крови. Исабела хлопнула в ладоши, и комары испуганно разлетелись, покинув человеческое тело, пахнущее крысами и многодневным потом.
Донья Инес проснулась, когда солнце стало светить ей на веки. Она разволновалась, глядя на своих детей, спавших на матрасах, описавшихся, но не проронивших ни одной слезинки, несмотря на то что их давно не кормили. Она была раздета, но не помнила, чтобы снимала с себя одежду. Она надела рубашку и юбку и спустилась по лестнице, мучимая стыдом и страхом, не понимая, что же с ней произошло.
– Исабела! – крикнула она. – Здесь есть кто-нибудь?
В открытые окна лилось пение проснувшихся птиц. Она миновала кухню и через вестибюль прошла в гостиную, где почти тут же едва не упала в обморок, увидев мужа в состоянии, более подходящем беглому каторжнику. Исабела подхватила ее, прислонила к подлокотнику кресла, сняла фартук и стала обмахивать сеньору, пока у той не выровнялось дыхание.
– Его привезли двое мужчин, но больше ничего не знаю, сеньора.
– Что произошло, с кем он подрался, что за ярость поселилась в этом человеке? Будь она проклята! – плакала донья Инес.
И обе женщины разрыдались так безутешно, что горько было их слышать.
– Не беспокойтесь, сеньора, мужчины сказали, пульс у него есть.
Донья Инес оглядела себя с головы до ног: не хватало разве что пучка редьки, чтобы окончательно походить на нищенку.
– Хватит! – воскликнула она и без всяких объяснений бросилась бегом из дома – как была, в старой одежде, непричесанная – на поиски знахарки Варгас.
– Займись детьми! – крикнула она на бегу.
Грудь была полна молока, но она не думала о том, что оно может вытечь и что ее дочка проснется голодной.
Знахарка уже не жила в своем убежище, которое донья Инес вспоминала с детской наивностью. Прошлое всегда норовят подсластить, даже если оно дурно пахнет. Антонина Варгас вышла замуж за богатого старика, владельца табачной фабрики; он был уродливый, словно буйвол, толстый и c потемневшей от постоянного курения кожей. Она превратилась в женщину, которую ненавидели, а она ненавидела тех, кто правил в Сан-Ласаро. Она была хозяйкой фабрики и огромного дома с тремя балконами на верхнем этаже.
Когда-то только донья Лора уважала ее и защищала от нападок за ее экзорцизмы[19]. Как ее только ни называли: дьявольское отродье, сатанистка, одержимая дьяволом, ведьма.
Донье Инес не составило труда узнать, где она живет. Первый встречный, с которым она столкнулась, указал пальцем на особняк в колониальном стиле.
Двери были из крепкого дерева, с железным кольцом посередине. Она зажала кольцо в руке и ударяла им до тех пор, пока удивленный столь ранним визитом слуга не открыл решетку.
– Я бы хотела видеть сеньору Варгас, – ответила донья Инес, когда он спросил ее, что ей угодно.
– Кто вас прислал?
– Я сама себя прислала.
Слуга, одетый в белое от рубашки до башмаков, провел ее во внутренний двор, где росли красивые кусты, усыпанные красными и фиолетовыми цветами. Донья Инес посмотрела на верхнюю галерею, где резвились несколько детей, белых, как молоко. Горничная, тоже вся в белом и в вышитом переднике, выговаривала им за плохое поведение. В глубине патио, среди вьющихся по стене растений, донья Инес разглядела клетку с желто-зеленым попугаем. Ей не надо было подходить ближе, чтобы понять – это самка, такая же, какие были у ее матери, доньи Лоры. Она отвернулась, оправила свою грязную одежду и стала ждать Антонину Варгас.