Мы принимаем как данность правовую традицию, которая требует активного участия суда в судебном доказывании, не просто активного присутствия, а ведущего значения государственного начала в досудебном доказывании[1271]. Культурная матрица ведь осталась прежней, несмотря не смены политических строев, социально-экономических укладов. Очевидно также, что инерция пассивного поведения сторон в уголовном процессе еще долго не будет изжита. Менталитет россиян тому основная причина.
Невозможно существование некоего объективного и нейтрального в ценностном отношении права и юридических явлений. Несомненно, что на понимании россиянами цели доказывания сказывается опыт, традиция. Но есть и такое явление в культуре, как мода. Иначе как проявлением советской моды в интерпретации явлений уголовно-процессуального доказывания не объяснить. Суть же «советского извода» (явления скорее временного, наносного) учения об истине видится в преувеличении возможностей следователя, судьи (государства) установить Абсолютную истину, раскрыть преступление, обеспечить неотвратимость ответственности. Монополизация «объективного» дискурса, узурпация права на провозглашение истины в масштабах целого общества или отдельных его сегментах (при пассивности членов общества) свидетельствует о патерналистской структуре, глубоко проникшей в коллективное сознание, ставшей народной привычке верить в «хорошего царя». В государственно-правовой сфере следствиями этого психического заболевания являются полицейское государство, отсутствие гражданского общества, инквизиционный процесс, в котором отсутствует площадка для выражения мнения, противоречащего государственному, и пр. Гуманитарная же наука превращается в догматику, где несколько сакральных текстов, освященных авторитетом власти, становятся мерилом истинного знания. Вывод из этого для ученых только один — надо работать над созданием новой теории доказательств, постепенно формируя зачатки новой правовой идеологии. Возможно, с течением времени произойдет перелом и в настроениях правоприменителя, который воспитывается в стенах высших учебных заведений, где и формируется теория. Ведь, как показывает история, советский концепт объективной истины в том виде, в котором он «забронзовел» в застойные годы, сложился постепенно. «Истина всегда связана с понятийной системой, в значительной степени, определяемой метафорой. […] В культуре, которой присущ миф объективизма и в которой истина всегда являлась абсолютной истиной, определение того, что считать абсолютно или относительно истинным, зависит от людей, навязывающих свои метафоры другим»[1272].
Советские ученые сразу начали говорить о необходимости установления материальной (объективной) истины. И даже сам М.С. Строгович достаточно рано в категоричной форме сформулировал требование к абсолютной достоверности истины обвинительного приговора: «Но осуждение обвиняемого (подсудимого), вынесение в отношении него обвинительного приговора не может состояться, как бы высока ни была степень вероятности виновности обвиняемого; здесь требуется не вероятность, а достоверность, то есть установление истины»[1273].