Кто там? Что?.. Не ведаю – но жду.
Ибо лишь ожидание – мой удел.
МОСКВА,
АРБАТ – ***
ФИРЕ МЕНДЕЛЬСОН ВЫСЫЛАЮ ДЛЯ ТЕТИ ГОЛДЫ ЕССЕНТУКИ НОМЕР 17-Й ПУСТЬ НЕ БЕСПОКОИТСЯ
МОЛЮСЬ ЗА ЗДОРОВЬЕ РУВИМЧИКА ЗПТ ЧТОБЫ ПОВТОРНО НЕ ОБРЕЗАЛИ ВОСКЛ ЗНАК
О СОФОЧКЕ ПОЗАБОЧУСЬ
Расшифровка
москва, "мигелю"
материалы по "номеру 17" добыл и срочно пересылаю.
"гюнтер" может не приезжать источник надежный зпт операция "рефаим" может вступать в завершающую стадию
разрешите снова приступать к операции "сфинкс"
ПРИКАЗ № ***/*** – "с"
1. Объявить по Центру готовность № 1 в связи с вхождением операции "Рефаим" в завершающую стадию. Увольнения отменить, офицерам быть при оружии. (Отв. ген.-полковник Погремухин О.С.)
2. Племянника" переселить на режимный этаж, вблизи 17-й спецкомнаты. Наблюдение осуществлять круглосуточно. (Отв. полк. Ухов, мл. лейтенант Лайма Д.)
3. (О субботнике по уборке снега на прилежащей территории и работах по благоустройству Центра в связи с началом операции "Рефаим")
…в случае неявки без уважительных причин – гауптвахта, лишение премиальных и передача дела в Суд чести со всеми вытекающими…
4. (О поощрениях и наградах)
— …Нашлась, представляешь, Леденцов, нашлась, друг ты мой сердечный! Та самая, фиолетовенькая, двадцать два дробь сорок восемь – "сэ"! И знаешь ты, где нашлась? У Панасёнкова! Он же, жмот, за любую канцелярскую мелочь удавится! Увидел у меня на столе эту, фиолетовенькую – по-быстрому бумаженции из нее в старую, коричневую переложил (там они все и были, я позже нашел), а эту, гнида, к себе заныкал! Уже после "губы" я к нему в кабинет заглядываю; не иначе, Бог меня просветлил: гляжу – она, родимая! Вот же зараза какая, чуть не подвел под монастырь!.. Ну, ничего, я ее – тем же манером, по-тихому. Пусть-ка теперь сам поищет, сукин сын!.. Нет, Леденцов, ты думай что хочешь, а я тебе скажу – это сам Господь мне помог, точно тебе говорю!.. Ладно… Завтра-то у нас готовность "номер раз" (читал приказ, наверно?), да еще снегоуборка (это после холодного карцера – не хошь?); а нынче, пожалуй, за такое дело можно и по пивку… Я ставлю, не беспокойсь. А насчет сосисок – ты уж меня, Леденцов, друг ситный, извини-уволь: не могу, пост соблюдаю, зарок дал. Вот по этому по самому случаю. Разве только килечек в томате – это вроде, говорят, можно, допускается… Эй, Лаймочка, присоединишься?.. Всё, всё! Понял! Вопросов больше не имею.
Шестая глава
ВХОЖДЕНИЕ. ГЮНТЕР. "VIVAS VOCO"[23]
1
Нет глади, которая осталась бы без выбоин.
По заснеженному двору солнечным утром мы в сопровождении однорукого ветерана перебирались из маршальского особняка в белую громадину Центра. Во дворе офицеры в чинах от лейтенантского до подполковничьего размахивали лопатами, убирая сугробы. Сколько я ни возражал, мой чемодан нес однорукий, доверив мне только завернутый в газету пухлый сверток с "мемуаром". Позади в распахнутой шубке, с одним ридикюльчиком в руках, в туфельках на "шпильках", Лайма довольно ловко перепрыгивала через сугробы. При виде нас офицеры на несколько минут прервали работу и смотрели на наше шествие как на некое диво. Причем, что самое странное, пялились не столько на Лайму (это было бы более чем объяснимо), а на меня, и, проходя мимо какого-то капитана, я услышал, как он украдкой бросил своему напарнику-лейтенанту: "Племянник…" И еще одно слово, совершенно загадочное, прозвучало неподалеку: "Рефаим…"
Все это началось, едва забрезжило утро. Лайма, только встав, еще прихорашивалась перед зеркалом, а я вчитывался в последнюю страницу "мемуара", написанную накануне (редкостная получилась дребедень), когда на пороге моей каморки возник одноногий Касьяныч и, браво клацнув о пол своей деревяшкой, с небывалой досель почтительностью пробасил:
— С переводом вас, товарищ старший матрос!
Лайма подскочила, не дав мне ничего сообразить:
— В Центр?! — выдохнула она.
— Корней Корнеич самолично распорядились, — размаслился в улыбке инвалид.