1
Драконы бьются на окраине,
Их кровь синя и желта.
…с распаленными лицами, всей ордой вкатываясь в кабинет.
— …Майор Судаков? — с порога накинулся на Готлиба Орест Северьянович. — Отлично! Превосходно! Так и будет доложено по всем инстанциям!.. И по какому, извольте ответить, праву?!..
— …Через мою голову! Втихаря! Аки тать в ночи!.. — благородно сокрушался Снегатырев.
— …Цэ я их перший прочуяв, — басил Афанасий, выглядывая в своей ушанке и халате из – за его широкого плеча и иногда на миг зависая в воздухе. — Товарищ маршал, Хведорук мое хвамилие. У приказе отметить бы…
— …А что – нельзя?.. — едва сдерживала слезы Лайма. — Я же не знала… Сказали бы, что нельзя…
— Не знала она! — подвизгивала пышнотелая Любаня. — Колготки получать – так она знает!.. А отвечать за все – так одна Кумова!..
— Спокойнее! Надо сначала разобраться! — прикрикнула на всех красавица Елизавета Васильевна, дядина жена, тоже, к моему удивлению, очутившаяся здесь.
Как это ни странно, после ее слов галдеж почти тотчас же улегся.
Дядя (или кем он там нынче мне приходился?) некоторое время пыхтел, как чайник, с ненавистью взирая на Длинного, наконец голосом, не предвещавшим ничего хорошего, повторил свой вопрос:
— Так по какому праву, майор?.. Ну-с, я жду… У нас, например, имеется приказ Администрации, вот, извольте удостовериться! — Он потряс в воздухе солидной, с гербами, бумаженцией с печатью. — А вас кто уполномочил?
Готлиб (он же, очевидно, майор Судаков) единственный здесь сохранял полное спокойствие. Он взглянул на полыхающего гневом Ореста Северьяновича холодными рыбьими глазами, всецело оправдывая свою фамилию, и с достоинством спросил:
— А визы секретаря Совета безопасности вам не достаточно? — С этими словами он, в свою очередь, извлек из внутреннего кармана тоже солидного вида, гербастую бумагу и протянул ее своим супостатам.
— Ну-ка… — "Дядя" склонился над бумагой, которую Готлиб не выпускал из рук, надел очки и пробежал ее глазами, после чего лишь угрюмо кивнул Корней Корнеичу и как-то сразу потух. — А печать, печать где? — просто, как я понял, из упрямства спросил он.
— Подписи, что ли, не узнаёте? — так же холодно спросил Готлиб.
— Подпись подписью, а что печати нет – это факт, — продолжал упрямиться дядя. — Неожиданно ловким движением он вырвал бумагу из руки Готлиба и повернул ее на всеобщее обозрение: – Все видели? Нет печати!
— Нэма, хвакт… — подтвердил Афанасий, для этого опять вознесясь из-за маршальского плеча.
— А у нас… — Орест Северьянович торжественно подъял вторую бумагу, — у нас все по форме! И печать гербовая – вот она, на месте! Как положено!
— Точно, вот она! Есть печатушка! — возликовала пышненькая Любаня Кумова, и смерила косым взглядом Лайму, притихшую в углу.
— Ма! Цэ тоже хвакт, — опять-таки с видом эксперта подтвердил Афанасий.
К Снегатыреву уже возвращалось прежнее достоинство, на лице его обозначилась правота.
— Himmeldonnerwetter![42] — начал закипать Судаков-Готлиб. — Будете буквоедством заниматься?.. Если угодно, можете сами хоть сейчас позвонить в Совбез!.. Отдайте!.. — Он потянулся за своей бумагой.
Но Орест Северьянович быстренько отпрянул к Снегатыреву, по-маршальски выкатившему грудь, и, держа перед глазами сразу оба документа, отозвался издевательски миролюбивым голоском:
— А вот мы давайте-ка звонить покамест повременим, мы давайте-ка внимательно почитаем, небось, все грамотные… Ладно, опустим даже ту немаловажную деталь, что печать, как все видели, отсутствует, мелочиться уж не будем… Хотя – ничего себе мелочи!.. Но – ладно, ладно… Посмотрим-ка лучше внимательно на текст. Да, это правда, черным по белому написано: "…Майору Судакову (в скобках – "Готлибу")…разрешается встреча с "Племянником" и собеседование с ним…" Что мы тут сейчас, очевидно, и наблюдали… А где, покажите мне, где тут с такой же ясностью сказано, что подателю сего разрешается беспрепятственно проникать: на территорию Центра – это раз; во второй, охраняемый спецкорпус Центра – это два; на режимный спецэтаж названного спецкорпуса – это, наконец, три? Что-то не вижу, где оно, такое разрешение! Может, глазами стал слабоват?
Некоторое время, не находя слов, Готлиб только рот беззвучно открывал – право же, совсем по-судачьи.
— Шени дэда ватирэ![43] Что за чушь! — проговорил он наконец. — Как еще провести встречу с "племянником" – если "не проникая"?