Ю Несбё
Доктор Проктор и его машина времени
Глава 1. Открытка из Парижа
В спортзале царила тишина. Ни единого звука не издавали двенадцать коричневых секций шведской стенки, старый гимнастический конь, обтянутый потрескавшейся кожей, восемь серых потертых канатов, неподвижно свисающих с потолка, а также шестнадцать мальчиков и девочек — оркестр школы «Укромный уголок», который замер, напряженно глядя на дирижера Мадсена.
— Приготовились!..
Мадсен поднял дирижерскую палочку и оглядел оркестр сквозь темные стекла солнцезащитных летчицких очков. Заранее пугаясь того, что вот-вот произойдет, дирижер поискал глазами Булле — свою последнюю надежду. Мадсен знал, что другие музыканты дразнят рыжего трубача за его маленький рост, ну и пусть. Зато в отличие от них этот низкорослый мальчишка был прирожденным музыкантом и мог выручить весь оркестр. Не найдя Булле, взгляд Мадсена остановился на девочке по имени Лисе. Насколько знал Мадсен, эта юная кларнетистка была единственной, кто дружил с Булле. А еще он знал, что Лисе была единственной, кто репетировал дома. Может быть, все еще обойдется…
— Внимание…
Оркестранты подняли инструменты. Тишину нарушали только звуки погожего октябрьского дня, доносившиеся через окно: пение птиц, стрекот газонокосилки, смех младшеклассников, игравших во дворе. Но в спортзале господствовал мрак. И скоро этот мрак сгустится еще больше…
— Начали! — закричал Мадсен и царственным жестом взмахнул палочкой.
Сначала ничего не изменилось — по-прежнему пели птицы, стрекотала газонокосилка, смеялись малыши. И вдруг тишину разорвал рев трубы, испуганно заверещал кларнет, бухнул, пробуя голос, большой барабан. Потом без предупреждения загрохотал малый барабан, отчего проснулась и истошно заблеяла валторна, а в последнем ряду оркестрантов фыркнул кто-то огромный, — наверное, так фырчит синий кит, всплыв на поверхность после недельного пребывания в глубинах. Но каждый звук был сам по себе, и лицо Мадсена все больше багровело, предвещая неминуемый взрыв.
— Три, четыре! — Мадсен размахивал палочкой, как будто она была хлыстом надсмотрщика, а музыканты — прикованными к римским галерам гребцами. — Смотрите на меня и держите ритм! Это же «Марсельеза», французский гимн! Выше нос, ну!
Но никто и не думал поднимать нос. Одни музыканты играли, уткнувшись в ноты, другие — крепко зажмурившись, будто тужились на горшке.
Мадсен сдался и опустил руки. Музыка смолкла, и лишь туба продолжала в одиночестве рычать.
— Стоп, стоп, стоп! — закричал Мадсен и подождал, пока туба не замолчит. — Слышали бы это французы! Они сначала отрубили бы вам головы на гильотине, а потом сожгли на костре то, что осталось. «Марсельеза» требует уважения!
Пока Мадсен продолжал бушевать, Лисе наклонилась к соседнему стулу и прошептала:
— Я взяла с собой открытку от доктора Проктора. Она очень странная.
Из-за помятой трубы ответил голос:
— Самая обычная открытка, если хочешь знать мое мнение. «Лисе и Булле, привет из Парижа. С приветом, доктор Проктор». Ты ведь говорила, там вроде как-то так написано?
— Да, но…
— Вообще-то, это необыкновенно обыкновенная открытка, Лисе. Единственное необычное в том, что она пришла от такого необычного человека, как доктор Проктор.
Их прервал громкий оклик Мадсена:
— Булле! Оказывается, ты здесь?
— Так точно, сержант! — прозвучал голос из-за помятой трубы.
— Встань, чтобы мы тебя видели, Булле!
— Будет сделано, о главнокомандующий веселой музыки и всех звуков Вселенной!
Маленький рыжий мальчик с большими веснушками и широкой улыбкой взобрался на стул и показался из-за пюпитра. Собственно говоря, он был не просто маленький, а очень маленький. И волосы у него были не просто рыжие, а ослепительно-рыжие. И улыбка не просто широкая, а такая широченная, что делила его маленькое лицо на две половины. И веснушки не просто большие, а… ну ладно, ладно, просто большие.
— Сыграй нам «Марсельезу», Булле! — прорычал Мадсен. — Так, как ее положено играть.
— Слушаю и повинуюсь, о мать всех дирижеров и владыка всех янычар к северу от Сахары и к востоку от…
— Оставь эти глупости, играй!
И Булле заиграл. Мягкий теплый звук взмыл к потолку спортзала, вылетел из окна в погожий осенний день, и птицы тут же замолкли, словно устыдившись своего щебета и прислушавшись к прекрасной мелодии. Во всяком случае, так думала Лисе, слушая, как ее маленький сосед и самый лучший друг играет на старой трубе своего дедушки. Лисе любила кларнет, но труба — это отдельный разговор. К тому же играть на ней оказалось вовсе не трудно. Булле научил ее играть на трубе «Да, мы любим этот край».[1] Конечно, у Лисе пока получалось не так хорошо, как у Булле, но втайне она уже подумывала о том, чтобы когда-нибудь сыграть «Да, мы любим этот край» перед большой аудиторией. Нет, вы только представьте себе!.. Но мысли — это всего лишь мысли, а мечты — всего лишь мечты.