— Осторожно, не подходите! Горячка! Болезнь!
Путь расчищался, и можно было двигаться дальше. Но наконец группа посмелее — или сильнее влекомая голодом и жадностью — загородила им путь и не отступила от криков Жанно.
— Ну-ну, топ brave[1], что у нас тут?
Предводитель шагнул вперед и потянул прочь одеяло. Жанно стащил с головы шапчонку и, нервно сминая ее в руках, быстро заговорил:
— Всего лишь два гроба, мсье. Пока что у нас только двое умерли, но вот у бабушки, — он небрежно махнул на Мари-Жанну, — горячка, ее начало трясти, и она сама может оказаться в тележке раньше, чем мы приедем.
Человек шагнул назад, но был по-прежнему в сомнениях. Он показал на Сен-Клеров:
— А это кто такие, жирные и хорошо одетые? Не может быть, чтобы они последние полгода жили в Париже.
Эмиль потрогал пистолет под пальто, готовый стрелять, если этот человек не отступит, но юный Жанно, решительно настроенный сохранить полученные деньги и получить обещанные, знал, что сейчас его счастье нерасторжимо связано с этой благополучной семьей, сдуру вернувшейся в город, и был готов к ответу.
Он тоненько засмеялся:
— Правда, правда, но они тоже умрут, потому что мы все были три дня заперты в кордегардии. И нас выпустили только потому, что ма и па умерли от лихорадки и гвардейцы боялись от нас ее подцепить. Видите, как ребенок бледен?
Жанно скрюченным пальцем ткнул в сторону Луизы. Та снова разразилась слезами и зарылась лицом в материнский плащ. Грабитель слегка сдал назад, а Жанно энергично добавил:
— В гробы заглянуть хотите? Покойники только здорово пахнут, потому что негде нам было их похоронить, когда умерли. Но вы же хотите точно знать.
Он потянулся к одеялу, и наступила секундная пауза. Тут Элен, которую наконец достала непрестанная вонь вокруг, не смогла сдержаться, рыгнула — и ее бурно вытошнило на мостовую.
Этого хватило. Грабители потеряли решимость и тут же исчезли в тени. Жадность уступила место страху подцепить болезнь.
Мари-Жанна стала утешать Элен и вытирать рвоту с ее лица и одежды, но девочка была в ужасе оттого, что не смогла сдержаться и наверняка навлекла на себя гнев отца. Однако папа, как ни странно, совсем не рассердился на нее за такое неподобающее поведение в общественном месте. И более того, когда Элен начисто вытерли лицо, он потрепал ее по щеке — редкая для него демонстрация одобрения — и сказал:
— Умненькая хитрюга. Храбрая девочка.
Озадаченная этой реакцией, но несколько ею успокоенная, Элен взялась за руку Мари-Жанны, и процессия, более никем не задерживаемая, двинулась дальше и вышла наконец на широкие улицы и бульвары в своем районе города.
Розали ахнула в отчаянии, увидев, как непривычно голы улицы. Начисто исчезли окаймлявшие их деревья — на местах, где когда-то лежала благословенная тень, остались только уродливые пни.
— Деревья… — прошептала она. — Что с ними случилось?
Как ни странно, но из всех ужасов последнего часа именно вид этих пней сломал ее железное самообладание и вызвал на глазах слезы.
— Пошли на дрова, — лаконично ответил мальчик.
Он прибавил шагу, поскольку тротуар стал несколько шире, и выкатил наконец тележку на авеню Сент-Анн, где тоже срубили все деревья. Обернувшись к Эмилю, Жанно спросил:
— К какому дому?
Глава вторая
Авеню Сент-Анн была пустынной. Сен-Клеры шли к своему дому, и странным эхом отдавались от стен их шаги и скрип тележки, будто усиленные окружающей тишиной. Никто не говорил ни слова, но все оглядывались, замечая случившиеся перемены. Два дома сгорели, остались лишь обугленные коробки, зияющие неровными дырами, будто гнилыми зубами, а другие стояли слепые, с заставленными окнами и забитыми досками дверьми.
Сен-Клеры дошли до своего дома и обнаружили, что и он закрыт. Они долго смотрели на заколоченные окна и двери, охваченные различными чувствами. Розали испытывала огромное, пусть и преждевременное облегчение: в конце концов, дом все еще стоял, его не разрушили ни прусский обстрел, ни французские войска, и Розали горячо возблагодарила Бога, что им не пришлось, проделав долгий путь, оказаться перед развалинами. Эмиль тоже был рад, что они наконец добрались до дома, ведь он уже серьезно сомневался в мудрости своего решения вернуть семью в Париж. Однако вид покинутого жилища его удивил и рассердил. Отчего заколочены окна и двери? Где Жильбер и Марго? Почему к его возвращению ничего не готово?