Мне казалось, я вернулся целым и невредимым.
Но я ошибался. У меня был взорван мозг, в коробке лежала оторванная ступня, а за углом подстерегало Безумие. Я просто еще об этом не знал.
Безумие поджидало меня, кралось за мной по пятам, прячась в тени или на периферии моего зрения. Теперь, оглядываясь назад, я его вижу. Какие-то старые привычки мне не удавалось искоренить. Какие-то воспоминания продолжали тревожить. Пока однажды Безумие не обрушилось на меня, как гром среди ясного неба, когда я шел по улице. Ступая с тротуара на проезжую часть, я занес ногу еще нормальным человеком. Когда нога опустилась, я уже был Безумцем.
Я не могу объяснить, почему это случилось со мной именно тогда, когда случилось. Я не знаю, почему мне тогда так «повезло». Ведь ничто не предвещало перемен. Я уже больше двух лет был в запасе. Со дня моего возвращения времени прошло еще больше. Войны продолжались без меня: мои братья по оружию уезжали в горячие точки, возвращались домой, погибали, выживали. Разве я не должен был сойти с ума, когда погиб Кермит? Или когда погиб Джеф? Но тогда этого не произошло. Мой день настал 6 февраля — это случилось в районе Перл-дистрикт Портленда, что в штате Орегон. В тот день моя грудная клетка разбухла, а в беспокойном мозгу не сохранилось ни одной здравой мысли. В тот день пришло Безумие.
Сначала меня поразила непривычность этого состояния, потом я ощутил дискомфорт — мне стало не по себе. Я продолжал идти по улице мимо фешенебельных магазинов и баров. Когда я сидел в ожидании заказа в ресторане Макменаминс, куда зашел поужинать, у меня уже дергался глаз. После трех кружек пива и ужина Безумие не отступило. Оно продолжало преследовать меня и ночью, в гостинице. Я уснул, когда было уже за полночь, но еще до рассвета проснулся и снова оказался во власти Безумия. Оно не ограничивалось простым беспокойством или неспособностью сосредоточиться. Каждый день до конца недели сопровождало оно меня на работу, потом я упаковал его в дорожную сумку, сел в самолет и привез домой. Но и дома Безумие не отступало. Нервный тик и клокотание в горле не прекращались до самого отделения экстренной медицинской помощи, куда меня отвезли на «скорой», когда сил терпеть уже не осталось.
Я не заслуживаю звания Безумца. Не то чтобы я был для него слишком хорош — скорее недостаточно хорош. У меня было недостаточно много командировок в горячие точки. Недостаточно много боевых заданий. Недостаточно трупов. Недостаточно самодельных взрывных устройств. Недостаточно случаев, когда снаряд или пуля пролетали совсем рядом. У меня не умирали на руках друзья. У меня целы руки и ноги. Ничье лицо не взорвалось в оптическом прицеле моей автоматической винтовки. Есть много ребят, которые сделали больше, чем я, вынесли больше, чем я, и вернулись домой в гораздо худшем состоянии. Они, а не я, заслужили это звание.
Я по-прежнему боюсь сыпучего песка. Я не имею права быть Безумцем.
Как я представлял себе возвращение домой? Я думал, что буду гордиться собой не меньше, чем Златовласка, сбежавшая от медведей[24]. Я думал, что буду вспоминать тех, кто вернулся до меня, рассказывать об их мужестве, испытывать удовлетворение от собственной причастности к этой войне и от успехов последующей жизни. Я думал, что раз в году на параде в День ветеранов уроню скупую слезу, а в остальное время просто буду с достоинством нести звание ветерана.
Мне не удалось сохранить равновесие. Легкомысленная рассеянность периодически неотвратимо сменялась лихорадкой Безумия. Чего бы только я не отдал за то, чтобы ко мне вернулось былое дерзкое легкомыслие.
Эмерсон был прав. Жизнь состоит из предметов, о которых мы думаем весь день. Я теперь постоянно думаю о своем Безумии: даже если мысли о нем не выходят на первый план, я все равно помню, что оно прячется в тени, неотступно меня преследуя. Когда-то мыслительная деятельность доставляла мне радость, но теперь ее вытесняет самодостаточное Безумие, которое будет расти и крепнуть, если я не втопчу его в землю изнурительными пробежками или не изгоню с помощью медитаций. Но поскольку я не могу с утра до вечера бегать или заниматься йогой, Безумие незаметно возвращается: сначала меня посещает одна непрошеная мысль, потом другая, потом третья — и так далее, пока, наконец, оно снова во мне не закипит.
Если я целый день размышляю о жизни и целый день пребываю во власти Безумия, то и моя теперешняя жизнь — Безумие.
— Но ведь я чуть не убил тех женщин, — говорю я своей новой докторше-мозгоправу. — В День шести заминированных легковушек.
24
Златовласка (Goldylocks) — персонаж английской детской сказки, аналогичной русской сказке «Три медведя».