– Я… простите меня, – забормотал он. – Я никому не причиню вреда. Никому, сэр.
– А что, черт побери, вы делаете на моей веранде? – папин голос звенел предчувствием беды; оно повисло в воздухе, как заплесневелые портьеры. – Или мне вызвать полицию? – Он слегка толкнул меня локтем, словно намекая позвонить или хотя бы достать телефон и сделать вид, что звоню. Я послушно засветил экран.
– Нет, сэр! Пожалуйста! – взмолился незнакомец. – Я никому не причиню вреда. Я сам тот, кого обидели! – выкрикнул он с такой серьезностью, что на шее вздулись жилы, а борода затряслась. – Пожалуйста, мне просто нужно… кое о чем позаботиться. У меня нет оружия – можете проверить.
Отец повернулся ко мне. Некоторое время спустя я понял бы выражение его лица лучше. Сожаление, почти мольба, но к тому же и изрядная доля неискренности, словно у нанятого за деньги бездарного актера.
– Папа, ты же видишь… – начал я, однако что-то – дрожь его губ, наморщенный лоб, взгляд, в котором читалось нечто невысказанное и слишком личное, чтобы произносить вслух, – меня остановило. А если точнее, смутило. Я тяжело вздохнул и обратился к незнакомцу: – Что произошло? Нужно вызвать «Скорую»? Полицию? С вами случилась беда?
Мужчина затряс головой столь яростно, что я не удивился бы, отлети она в кусты.
– Нет, нет, у меня все хорошо, клянусь. Я здесь, чтобы сказать тебе несколько слов. Услышал, что ты в городе, и решил заскочить по пути, пока солнце не зашло.
Он сфокусировал на мне взгляд – настолько быстро и категорично, что я отступил назад. Глаза незнакомца прояснились; стоявший на пороге жалкий невменяемый бродяга внезапно исчез.
– Мне? – Я почувствовал себя глупо, будто вдруг поменялся с ним ролями. – Я вас знаю?
– Ты… Ты знал моего отца.
Невозможно описать изменения, которые претерпел облик незнакомца в тот момент; а когда я распознал схожесть, меня поразила еще большая трансформация. Словно с его бледного лица, да и с моего тоже, схлынули все цвета и магическим образом мутировали, обратившись в грозовые тучи, которые затмили все краски мира.
Я открыл рот, намереваясь что-то сказать, однако не помню, чтобы произнес хоть одно слово.
– Не суди меня, – произнес незнакомец, и перед ним замерцала почти видимая стена обороны. – Я не такой, как отец, и не унаследовал ничего, что сделало бы меня на него похожим. Грехи отцов и тому подобное – это все чушь собачья.
Человека, стоявшего передо мной у дверей дома, где еще моя бабушка родила мою маму, звали Дикки Гаскинс. В начале истории я уже упоминал его отца и свою случайную встречу с ним, когда я был простодушным ребенком, переполненным радостью от недавнего общения с фальшивым Санта Клаусом. То была наша первая встреча, и она же последняя, которую можно назвать приятной.
– Значит, ты сын Коротышки Гаскинса? – одними губами прошептал мой отец.
И опять его тон показался наигранным. Я заподозрил, что он хорошо знал визитера, однако из каких-то соображений не хотел, чтобы я это понял.
Дикки кивнул, изо всех сил изображая смирение – наклонил голову, опустил плечи, лицемерно сцепил перед собой руки.
– Да, сэр. И каждый день моей никчемной жизни я стараюсь искупить вину за это. Я не таков, как отец.
Наверное, ни один мой мускул не пошевелился в ходе столь длинного и мучительного признания. Рассказчик из меня неважный, иначе я изложил бы события должным образом, чтобы и вы ощутили охвативший меня смертельный ужас. Однако «в моем безумии есть система», как говорил Великий Бард[4], и я взываю к вашему терпению, читатель. Достаточно упомянуть, что я не испытал бы большего страха и смятения, если бы сам Сатана со своими приспешниками ступил на землю моего отца.
– Убирайся отсюда к черту! – выкрикнул я, борясь с инстинктивным желанием как следует врезать отродью человека, ставшего источником моих бед. – Ни слова больше! Вон из дома моего отца!
Если кровь может кипеть от гнева, то моя уже выкипела и загустела. Я ощущал, как горит кожа на лице.
– Ты хотя бы меня выслушай, – настаивал Дикки Гаскинс.
Я рявкнул на него, используя слова, которые мама запрещала произносить. Затем мной овладела какая-то одержимость, и я набросился на Дикки, схватил его за рубашку и потащил за собой. Не знаю, откуда взялись силы, – но я приподнял его и шмякнул о бетонный пол веранды. Я услышал, как воздух покидает его легкие. Родословная Дикки была ни при чем; неподдельный ужас, отразившийся на его лице, переключил во мне какой-то рычаг. Не знаю, почему, но я отвел назад руку, сжал ее в кулак и приготовился ударить в уязвимое лицо, так похожее на лицо Коротышки Гаскинса.